ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Поп Чира и поп Спира
Роман
(серб.)
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
которая повествует о двух попах, двух попадьях и двух Поповых дочках из одного села в Банате, где прихожане были до того набожны, что бесплатно мололи своим попам муку на конных мельницах
Жили-были два попа, но не те два попа, что когда-то оказались одни-одинешеньки на свете и каждый из них горестно думал про себя, что ему жилось бы куда лучше, не будь того, другого,— итак, не те два попа, а другие, и жили они в некоем банатском селе. Как называлось это село, мы не скажем, чтобы люди понапрасну не чесали языки и не потешались над этим селом, ибо оно менее всего повинно в том, что в этой истории будет рассказано. А потом, если уж на то пошло, это вовсе даже не село, а городок. Одна только Большая улица из конца в конец чего стоит, а сколько еще маленьких, и все широкие! Конечно, ни одна из них не мощеная и никогда мощеной не была. Правда, насмешники темишварцы утверждают, будто тротуары в городке коровы съели, но это только по злобе, потому что на самом деле тротуаров здесь отродясь не бывало. После дождя, когда на улице развезет грязь, любители чистоты выстилают тулаей (кукурузными стеблями) узкую дорожку вдоль стен домов — лишь бы пробраться человеку. И вот однажды набрели коровы и, как твари бессловесные, решили, должно быть, что это для них приготовлено, и съели ту-лаю, которая, как всякому известно, служит им кормом. А это видел один темишварец и, грешным делом, разболтал всем — и долго не давали жителям покоя, прохаживаясь на счет прожорливости их коров. Много неприятностей было из-за этого — и драк и разбитых голов, ей-богу! Теперь насмешники утихомирились, а заходя в село, и пикнуть не смеют об этом; некоторые так даже и похваливают: место, мол, сухое, высокое, тротуары вовсе и не нужны. Впрочем, это далеко не так. Напротив: перед каждым домом — канава, полная воды, и чуть начнет она просыхать, с небес, согласно бечкерекскому «Большому календарю», опять снисходит благодать господня, и канава вновь полным-полнехонька воды и сулит наслаждения днем и ночью. Днем бродят по канавам окрестные ребятишки, купая штаны до самых задов, а ночь одно удовольствие послушать лягушачий концерт. Некоторых певиц живущие по соседству узнают по голосам, У одной лягушки, например, которая вот уже несколько лет во всю мочь дерет глотку, голосина, как у быка, на полсела слышно. И никто, даже неугомонная детвора, с ж таким упоением шлепающая по лужам после дождя, не ж трогает горластую. Так, надо полагать, и доживет она Ж здесь до глубокой старости, пока не отправится к праотцам.
Селение было большое, а набожные прихожане настолько зажиточны, что могли свободно содержать не двух, а дважды двух попов вместе с попадьями и поповнами. Богобоязненные селяне славили своих святых, а попы, согласно обычаю, разрезали калачи да собирали денежки. Много было в селе завидных женихов и красивых девушек на выданье; по праздникам и воскресеньям на каждом втором перекрестке кружилось коло; а поскольку перекрестков в селе, что праздников в году, то молодые люди влюблялись друг в друга по самые уши. Но чаще всего собирались и плясали на перекрестке возле корчмы Нецы, под бесплодной шелковицей. Музыкант играл задарма круглый год, зато уж когда уберут кукурузу, каждый знал, что Совре причитается! Не сеет, не окучивает, а живет не тужит — его кукурузу не загубит никакая засуха. Вот почему о беззаботных людях говорили в селе: «Э, печется, как Совра о дожде» или: «Ему до этого такое же дело, как волынщику Совре до засухи!» Проходит он по улице со своей волынкой и, когда его спросят: «Куда ты, Совра?» — отвечает: «Иду окучивать кукурузу!» А играл он дьявольски хорошо и хитро подмигивал, избоченившись. Загуляет, бывало, нотариус из Бечкерека, обычно после рекрутского набора, сейчас же кличет Совру — не может обойтись без него. Давай сюда Совру, давай правую руку нашу!» — скажет господин нотариус и прилепит ему на шляпу половину десятки; вот Совра и дует словно бешеный, чтобы получить другую половину. А как в коло заиграет, став перед какой-нибудь хозяйской дочкой, та, зная, кто его послал к ней, отвернется, потупит глаза и давай отплясывать, пока не выступят у нее под носом усики от пота, точно капельки росы. Да, сердце само по-иному колотится, лишь только заиграет Совра. Все были влюблены, у каждого была в коло своя зазноба, к которой он никого не подпускал, а посему грызлись парни каждое воскресенье, как псы.
Влюбленные чаще всего женятся, а когда дело доходит до свадьбы, хорошо бывает не только молодоженам, но перепадает кое-что и на долю остальных. И если веселится вволю Глиша Сермияш, которого обычно на свадьбу никто и не приглашает (ибо когда он ненароком напьется, а это бывает с ним постоянно, то обязательно заставит каждого петь песню: «А-а-а, дорогой сосед и брат,
Ч коли хочешь весел быть, должен вместе с нами пить»,— 1 и льет за шиворот вино, да и во всем прочем он несносен), то как же должен быть доволен и ублажен его преподобие, которого приглашают особо и сажают на самое почетное место за столом; отсюда, должно быть, и пошла пословица: «Без попа и вода не освятится!»
А его преподобие усядется во главе стола, пропоет «Глас господень на водах» и засим лишь желает и соизволяет. Ест он усердно, запивает еще усерднее, а усерднее всего отведывает,— только и слышно: «Брат Мийо, не в службу, а в дружбу, положите мне, будьте так любезны, вон тот огузок с того блюда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Роман
(серб.)
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
которая повествует о двух попах, двух попадьях и двух Поповых дочках из одного села в Банате, где прихожане были до того набожны, что бесплатно мололи своим попам муку на конных мельницах
Жили-были два попа, но не те два попа, что когда-то оказались одни-одинешеньки на свете и каждый из них горестно думал про себя, что ему жилось бы куда лучше, не будь того, другого,— итак, не те два попа, а другие, и жили они в некоем банатском селе. Как называлось это село, мы не скажем, чтобы люди понапрасну не чесали языки и не потешались над этим селом, ибо оно менее всего повинно в том, что в этой истории будет рассказано. А потом, если уж на то пошло, это вовсе даже не село, а городок. Одна только Большая улица из конца в конец чего стоит, а сколько еще маленьких, и все широкие! Конечно, ни одна из них не мощеная и никогда мощеной не была. Правда, насмешники темишварцы утверждают, будто тротуары в городке коровы съели, но это только по злобе, потому что на самом деле тротуаров здесь отродясь не бывало. После дождя, когда на улице развезет грязь, любители чистоты выстилают тулаей (кукурузными стеблями) узкую дорожку вдоль стен домов — лишь бы пробраться человеку. И вот однажды набрели коровы и, как твари бессловесные, решили, должно быть, что это для них приготовлено, и съели ту-лаю, которая, как всякому известно, служит им кормом. А это видел один темишварец и, грешным делом, разболтал всем — и долго не давали жителям покоя, прохаживаясь на счет прожорливости их коров. Много неприятностей было из-за этого — и драк и разбитых голов, ей-богу! Теперь насмешники утихомирились, а заходя в село, и пикнуть не смеют об этом; некоторые так даже и похваливают: место, мол, сухое, высокое, тротуары вовсе и не нужны. Впрочем, это далеко не так. Напротив: перед каждым домом — канава, полная воды, и чуть начнет она просыхать, с небес, согласно бечкерекскому «Большому календарю», опять снисходит благодать господня, и канава вновь полным-полнехонька воды и сулит наслаждения днем и ночью. Днем бродят по канавам окрестные ребятишки, купая штаны до самых задов, а ночь одно удовольствие послушать лягушачий концерт. Некоторых певиц живущие по соседству узнают по голосам, У одной лягушки, например, которая вот уже несколько лет во всю мочь дерет глотку, голосина, как у быка, на полсела слышно. И никто, даже неугомонная детвора, с ж таким упоением шлепающая по лужам после дождя, не ж трогает горластую. Так, надо полагать, и доживет она Ж здесь до глубокой старости, пока не отправится к праотцам.
Селение было большое, а набожные прихожане настолько зажиточны, что могли свободно содержать не двух, а дважды двух попов вместе с попадьями и поповнами. Богобоязненные селяне славили своих святых, а попы, согласно обычаю, разрезали калачи да собирали денежки. Много было в селе завидных женихов и красивых девушек на выданье; по праздникам и воскресеньям на каждом втором перекрестке кружилось коло; а поскольку перекрестков в селе, что праздников в году, то молодые люди влюблялись друг в друга по самые уши. Но чаще всего собирались и плясали на перекрестке возле корчмы Нецы, под бесплодной шелковицей. Музыкант играл задарма круглый год, зато уж когда уберут кукурузу, каждый знал, что Совре причитается! Не сеет, не окучивает, а живет не тужит — его кукурузу не загубит никакая засуха. Вот почему о беззаботных людях говорили в селе: «Э, печется, как Совра о дожде» или: «Ему до этого такое же дело, как волынщику Совре до засухи!» Проходит он по улице со своей волынкой и, когда его спросят: «Куда ты, Совра?» — отвечает: «Иду окучивать кукурузу!» А играл он дьявольски хорошо и хитро подмигивал, избоченившись. Загуляет, бывало, нотариус из Бечкерека, обычно после рекрутского набора, сейчас же кличет Совру — не может обойтись без него. Давай сюда Совру, давай правую руку нашу!» — скажет господин нотариус и прилепит ему на шляпу половину десятки; вот Совра и дует словно бешеный, чтобы получить другую половину. А как в коло заиграет, став перед какой-нибудь хозяйской дочкой, та, зная, кто его послал к ней, отвернется, потупит глаза и давай отплясывать, пока не выступят у нее под носом усики от пота, точно капельки росы. Да, сердце само по-иному колотится, лишь только заиграет Совра. Все были влюблены, у каждого была в коло своя зазноба, к которой он никого не подпускал, а посему грызлись парни каждое воскресенье, как псы.
Влюбленные чаще всего женятся, а когда дело доходит до свадьбы, хорошо бывает не только молодоженам, но перепадает кое-что и на долю остальных. И если веселится вволю Глиша Сермияш, которого обычно на свадьбу никто и не приглашает (ибо когда он ненароком напьется, а это бывает с ним постоянно, то обязательно заставит каждого петь песню: «А-а-а, дорогой сосед и брат,
Ч коли хочешь весел быть, должен вместе с нами пить»,— 1 и льет за шиворот вино, да и во всем прочем он несносен), то как же должен быть доволен и ублажен его преподобие, которого приглашают особо и сажают на самое почетное место за столом; отсюда, должно быть, и пошла пословица: «Без попа и вода не освятится!»
А его преподобие усядется во главе стола, пропоет «Глас господень на водах» и засим лишь желает и соизволяет. Ест он усердно, запивает еще усерднее, а усерднее всего отведывает,— только и слышно: «Брат Мийо, не в службу, а в дружбу, положите мне, будьте так любезны, вон тот огузок с того блюда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94