В наилучшем расположении духа и хозяин и поп Чира чокаются поочередно, поют псалмы, один проникновеннее другого, и пьют за здоровье матушки Персы и всех прочих по порядку.
Затем снова заходит разговор о девушке, о женихе и приходе: останется ли Пера в селе, или будет искать место в городе. Оказалось, что Меланья желает переехать в город. Поговорили еще немного, чокались, выпивали, хвалили друг друга за голоса и пение, пока не возвратился отец Спира, а хозяйка не обнесла их еще раз пуншем. Самый общительный — отец Чира, наливает себе и остальным и все расхваливает своих домашних.
— Какова мать, такова и дочь! — бахвалится Чира.— Моя Персида, сказал бы я, средоточие добродетелей и, конечно, так же воспитала свою дочь... Кто ее возьмет, будет счастлив и доволен, как и я сам в своей супружеской жизни.
— Да кому вы говорите,— замечает хозяин,— знаем, давно знаем!
Пьют, чокаются и снова пьют. Но вот стали уже возникать небольшие паузы. И когда беседа начала затихать, а глаза слипаться, поп Чира первый напомнил, что не худо бы и на боковую, потому что завтра на заре нужно в путь. Хозяин не возражает. Гости встают из-за стола и отправляются на покой. Отцу Чире предоставляют гостиную, а отцу Спире, по-свойски, стелют в спальне хозяина.
Немного погодя входит хозяйка с заспанной, растрепанной служанкой и, убрав со стола посуду, направляется к двери.
— Чего это ты горшок с кактусом тащишь, куда ты с ним? — спрашивает хозяйка, остановившись в недоумении, и смотрит на Роксу, а Рокса стоит и клюет носом.— Эх, несчастье косматое! Да ты стоя спишь. Только бы дрыхнуть! Не выспалась, лентяйка валашская! Поставь горшок на место, собери серебро и отправляйся спать; а чуть свет чтоб была на ногах — вымоешь все, раз уж вечером ни на что не способна! Пока всего не вымоешь, на завтрак не рассчитывай. Вижу я, придется мне за тебя приняться по-другому! Давай-ка этот кактус сюда, чего ты его держишь, и ступай вон, дрыхни. Эх, благо тому, кто на тебя полагается!
Вышли.
Водворилась тишина, но немного погодя послышался шепот.
— Куда он его прячет? — спрашивает хозяин.
— Да в кармане, должно быть!
— Посмотрим. Да прежде нужно узнать, спит ли он. Снова тишина. Прислушиваются оба, повернувшись
лицом к комнате, где почивает отец Чира.
— Отче Чира,— вполголоса окликает с порога хозяин,—. достопочтеннейший... А, отче Кирилл! — кричит он громче.— Вы забыли сказать, когда вас разбудить.
Тишина. Никакого ответа.
— Отче Чира! — кричит хозяин еще громче.— Вы спите, а?
Опять молчание. Тишина. Из комнаты по-прежнему доносится только громкий храп, да еще с присвистом.
— Спит! — объявляет хозяин.— А кого мое вино свалит, тому не так просто подняться.
— А-а! Ну и храпит! Будто плотник болванки строгает,— шепчет в полном восторге отец Спира.— Славно! Сейчас можешь действовать спокойно. Знаю его, как себя самого. Коль скоро заснул и захрапел, можно свободно возле кровати сто один раз из пушки выпалить — не проснется. Ну, иди...
Хозяин исчез в гостиной.
— В карманах нет,— шепчет он с порога,— искал, нет... Образчиков всяких полно — образчики кукурузы, образчики шерсти, должно быть дочери на приданое...
— Куда же он, черт, его сунул! — произносит задумчиво поп Спира.— Погляди-ка, не в поясе ли? Есть у него в поясе карманчик.
— Да я пояса-то не найду! — сообщает хозяин немного погодя.— Может, не взял с собой?
— Как не взял! Как он без пояса перед владыкой предстанет? Там где-нибудь, поищи. Погляди, не сунул ли его под голову, под подушку... Матерый ведь волк... Сущий Каиафа!
Хозяин вскоре вернулся с поясом в руках, не чувствуя под собой ног от радости.
— Есть!.. Под голову положил, нашел под подушкой.
— Давай скорей сюда! — шепчет отец Спира и лихорадочно хватает пояс.— Ха, вот он, вот! Здесь, в уголке! Не говорил ли я тебе?! Вот он! Сейчас поскорей его вон, а вместо него сунем вот это! — И поп Спира быстро извлек из узелка зуб, опустил его себе в карман, а из кармана извлек сверточек, который вручил ему Аркадий, завязал в узелок и сунул в пояс отца Чиры.
— Ну, готово?
— Все в порядке; каждому свое. Скорее положи, откуда взял, и замотай, как было.
Хозяин положил пояс на место и вернулся.
— Спит и храпит по-прежнему! — удивляется хозяин.
— Спит, как зарезанный. Будь мы злыдни какие и обидчики, могли бы преспокойно вырвать у него еще два здоровых зуба, и то бы не проснулся! — заявляет поп Спира, окрыленный успехом.— Так, говоришь, вино крепкое было, а?
— Аки гром, аки гром! Свалило бы и самого Голиафа.
— Доказательство — отец Чира! Ох, и нагрузился же он, ха-ха-ха!
— Ну, слава богу! Сказал тебе: предоставь все дело мне.
— Э-э, спасибо тебе! Ты вот Голиафа помянул, а после столь удачного завершения дела и я могу вместе с царем Давидом воскликнуть: «Да посрамятся и смятутся все врази моя; да возвратятся и постыдятся зело вскоре». Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха! — смеется и поп Буря.
— Ну, а сейчас доброй-ночи. Наконец-то после стольких недель засну спокойно! Спасибо тебе, доброй ночи! Ты меня сейчас, так сказать, вторично в попы рукоположил... Доброй ночи! Погоди, уничтожить надо поскорей этот проклятый корпус деликти: пока он у меня в кармане; не смогу уснуть спокойно! — говорит отец Спира и выбегает во двор.
Рано утром они выехали и около полудня прибыли в Темишвар.
На следующий день, до обеда, наши попы предстали перед его преосвященством, который хотел прежде всего посоветовать им, как говорится, замять дело до того, как оно уйдет на рассмотрение в соответствующую инстанцию. Мы не держали в руках акта епископского архива и потому лишены возможности передать все подробности этой встречи, тем более что повесть стала бы на одну главу длиннее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94