ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
В первых трех местах она сказала, будто повреждение нанесено крюком, а в двух других впопыхах ошиблась и сказала, что железными вилами.
Госпожа Габриэлла легко и уверенно неслась по улице; в четвертом квартале она встретилась опять с фрау Цвеч-кенмаеркой, в пятом — с гречанкой Сокой, в шестом — с супругами нотариуса и кассира, а в седьмом — с госпожой аптекаршей. И эти пять энергичных женщин разнесли, подобно женам-мироносицам, весть о страшном утреннем происшествии быстрее, чем если бы все село было опутано густой телеграфной сетью. Этому способствовало еще то, что в этот день, 29 сентября, был женский праздник Кири-яка-отшельника, который праздновался в селе с тех пор, как двадцать с лишним лет тому назад, в этот день, одну женщину хватил за корытом удар. Все самым настоящим образом сбились с ног, бегая из улицы в улицу. Даже госпожа аптекарша, поначалу стеснявшаяся принять в этом участие, потому что смешно коверкала сербские слова,— даже она в конце концов ревностно взялась за дело.
Как комок снега, маленький и неприметный, катясь с горной вершины, превращается у ее подножия в огромную лавину и погребает под собой целые дома, так и эти толки, возникшие утром, разрослись к вечеру до того, что просто погребли дома попа Чиры и попа Спиры! К ночи в том конце села, где продают из-под полы табак и где не считается грехом изувечить или даже убить податного инспектора, там, где в первую очередь разыскивают и чаще всего находят украденные в селе вещи,— в этом вот конце передавались в тот день вечером уже невероятные истерии, даже сущие басни, притом с мельчайшими подробностями. Поэтому автору приходится ограничиться сообщениями вышеупомянутых дам, а все прочие, принесенные с сельской околицы, только отметить, ибо самым достоверным источником сведений о данном происшествии является пономарь Аркадий; источник же этот весьма скуден и преждевременно выдал бы автора. Он (то есть Аркадий) стоял у дверей и слушал, пока попы ссорились в комнате, но как только дело у них дошло до драки, он убежал на колокольню, дабы не очутиться в щекотливом положении свидетеля. Фама кружилась по селу со всеми своими прикрасами — ядреная, грузная фама, тучная фама, тучнее, чем обе попадьи, взятые вместе.
Потому-то и докатилась эта весть до окраины села в таком преувеличенном виде. Там рассказывали, будто преподобные отцы подрались еще в Темишваре, но их быстро разняли, и они якобы затаили злобу, поняв, что на чужих людях у них нет такой свободы действий, как в своем селе. Поэтому, едва приехав домой, попы схватились на следующий же день. Отправляясь на свидание, тот и другой якобы запрятали под рясу по бруску, чтобы объясниться как следует, по старинке, как полагается мужчинам. Слово за слово,— продолжал свой рассказ Рада Чилашев,— и, право слово, дело дошло до крайности. Поп Спира как-то избежал удара, выбив у попа Чиры из рук брусок, но хватил его так неудачно, что свернул ему нижнюю челюсть на спину так, что цирюльник Софра лишь с большим трудом вправил ему челюсть на прежнее место. Ну а зубы — поминай как звали! Поп Чира поклялся, что если останется жив, то не успокоится до тех пор, пока не снимет у попа Спиры усы и бороду, чтобы того нельзя было отличить от католического священника! Два ланаца лучшей своей земли пускает в продажу и даже стряпчего нашел,— будет вести процесс, пока хватит казны и земли. И говорят, будто ему уже передали от владыки, чтобы не беспокоился: отберет, дескать, у попа Спиры столько кварталов с прихожанами, сколько не хватает во рту у попа Чиры зубов.
А что во всем этом правда и что неправда, читатель узнает из последующих глав, которые будут короче предыдущих, но не менее любопытны.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
которая убедит читателя в правильности старой пословицы, гласящей: «Нет дыма без огня»; другими словами, вокруг чего ведется столько разговоров, там обязательно какой-то дьявол сидит. Кроме того, читатель узнает, что происходило в обоих поповских домах после этого происшествия
«Всякое диво три дня в диковинку»,— говорит пословица; так случилось и с этим происшествием. Посудачили в селе два-три дня и успокоились, продолжая, разумеется, жаждать свежих новостей. Известие, что поп Чира в ссоре с попом Спирой, приняли к сведению и стали относиться к нему как к старой и привычной вещи. Но село как село: всяк свой хлеб жует, а чужой беде лишь счет ведет. Не так обстояло дело у попов. Они этого правила в расчет не приняли и только еще начинали настоящую войну. На другой же день отец Чира посоветовался со своими приятелями, что ему следует предпринять. Все сошлись на том, что нужно пожаловаться на отца Спиру, и не благочинному или еще кому-нибудь, а самому его преосвященству владыке.
И он сел и написал жалобу.
Не станем приводить ее полностью, а изложим лишь некоторые места. В жалобе отец Чира прежде всего говорит о самом себе, напоминает о тридцати годах безупречной службы алтарю и церкви, о тридцати годах тяжелого апостольства в вертограде господнем, где он насаждал и растил в сердцах вверенной ему паствы всяческие добродетели; перечисляет, сколько «супружески, но не венчанно живших» он убедил принять святое таинство брака, сколько швабок и мадьярок спас от еретических заблуждений, привел (вместе с их невинными детками) в лоно православия и обвенчал с православными сербами; называет ряд
проповедей, истребивших буйный куколь и бурьян и развеявших плевелы греха и дурных навыков среди прихожан...
И только потом переходит к описанию столкновения с отцом Спирой и нанесенного последним ему, попу Чире, оскорбления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Госпожа Габриэлла легко и уверенно неслась по улице; в четвертом квартале она встретилась опять с фрау Цвеч-кенмаеркой, в пятом — с гречанкой Сокой, в шестом — с супругами нотариуса и кассира, а в седьмом — с госпожой аптекаршей. И эти пять энергичных женщин разнесли, подобно женам-мироносицам, весть о страшном утреннем происшествии быстрее, чем если бы все село было опутано густой телеграфной сетью. Этому способствовало еще то, что в этот день, 29 сентября, был женский праздник Кири-яка-отшельника, который праздновался в селе с тех пор, как двадцать с лишним лет тому назад, в этот день, одну женщину хватил за корытом удар. Все самым настоящим образом сбились с ног, бегая из улицы в улицу. Даже госпожа аптекарша, поначалу стеснявшаяся принять в этом участие, потому что смешно коверкала сербские слова,— даже она в конце концов ревностно взялась за дело.
Как комок снега, маленький и неприметный, катясь с горной вершины, превращается у ее подножия в огромную лавину и погребает под собой целые дома, так и эти толки, возникшие утром, разрослись к вечеру до того, что просто погребли дома попа Чиры и попа Спиры! К ночи в том конце села, где продают из-под полы табак и где не считается грехом изувечить или даже убить податного инспектора, там, где в первую очередь разыскивают и чаще всего находят украденные в селе вещи,— в этом вот конце передавались в тот день вечером уже невероятные истерии, даже сущие басни, притом с мельчайшими подробностями. Поэтому автору приходится ограничиться сообщениями вышеупомянутых дам, а все прочие, принесенные с сельской околицы, только отметить, ибо самым достоверным источником сведений о данном происшествии является пономарь Аркадий; источник же этот весьма скуден и преждевременно выдал бы автора. Он (то есть Аркадий) стоял у дверей и слушал, пока попы ссорились в комнате, но как только дело у них дошло до драки, он убежал на колокольню, дабы не очутиться в щекотливом положении свидетеля. Фама кружилась по селу со всеми своими прикрасами — ядреная, грузная фама, тучная фама, тучнее, чем обе попадьи, взятые вместе.
Потому-то и докатилась эта весть до окраины села в таком преувеличенном виде. Там рассказывали, будто преподобные отцы подрались еще в Темишваре, но их быстро разняли, и они якобы затаили злобу, поняв, что на чужих людях у них нет такой свободы действий, как в своем селе. Поэтому, едва приехав домой, попы схватились на следующий же день. Отправляясь на свидание, тот и другой якобы запрятали под рясу по бруску, чтобы объясниться как следует, по старинке, как полагается мужчинам. Слово за слово,— продолжал свой рассказ Рада Чилашев,— и, право слово, дело дошло до крайности. Поп Спира как-то избежал удара, выбив у попа Чиры из рук брусок, но хватил его так неудачно, что свернул ему нижнюю челюсть на спину так, что цирюльник Софра лишь с большим трудом вправил ему челюсть на прежнее место. Ну а зубы — поминай как звали! Поп Чира поклялся, что если останется жив, то не успокоится до тех пор, пока не снимет у попа Спиры усы и бороду, чтобы того нельзя было отличить от католического священника! Два ланаца лучшей своей земли пускает в продажу и даже стряпчего нашел,— будет вести процесс, пока хватит казны и земли. И говорят, будто ему уже передали от владыки, чтобы не беспокоился: отберет, дескать, у попа Спиры столько кварталов с прихожанами, сколько не хватает во рту у попа Чиры зубов.
А что во всем этом правда и что неправда, читатель узнает из последующих глав, которые будут короче предыдущих, но не менее любопытны.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
которая убедит читателя в правильности старой пословицы, гласящей: «Нет дыма без огня»; другими словами, вокруг чего ведется столько разговоров, там обязательно какой-то дьявол сидит. Кроме того, читатель узнает, что происходило в обоих поповских домах после этого происшествия
«Всякое диво три дня в диковинку»,— говорит пословица; так случилось и с этим происшествием. Посудачили в селе два-три дня и успокоились, продолжая, разумеется, жаждать свежих новостей. Известие, что поп Чира в ссоре с попом Спирой, приняли к сведению и стали относиться к нему как к старой и привычной вещи. Но село как село: всяк свой хлеб жует, а чужой беде лишь счет ведет. Не так обстояло дело у попов. Они этого правила в расчет не приняли и только еще начинали настоящую войну. На другой же день отец Чира посоветовался со своими приятелями, что ему следует предпринять. Все сошлись на том, что нужно пожаловаться на отца Спиру, и не благочинному или еще кому-нибудь, а самому его преосвященству владыке.
И он сел и написал жалобу.
Не станем приводить ее полностью, а изложим лишь некоторые места. В жалобе отец Чира прежде всего говорит о самом себе, напоминает о тридцати годах безупречной службы алтарю и церкви, о тридцати годах тяжелого апостольства в вертограде господнем, где он насаждал и растил в сердцах вверенной ему паствы всяческие добродетели; перечисляет, сколько «супружески, но не венчанно живших» он убедил принять святое таинство брака, сколько швабок и мадьярок спас от еретических заблуждений, привел (вместе с их невинными детками) в лоно православия и обвенчал с православными сербами; называет ряд
проповедей, истребивших буйный куколь и бурьян и развеявших плевелы греха и дурных навыков среди прихожан...
И только потом переходит к описанию столкновения с отцом Спирой и нанесенного последним ему, попу Чире, оскорбления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94