— Да-а-а, знаете...— тянет Пера, почесываясь,— сами видите, какая чертовщина на дворе. По совести сказать, не хотелось бы по такой погоде... Летом дело другое...
— Ну конечно, летом дело другое. Летом можно и пешком пройтись... А почем, примерно, возишь летом?
— А как кого, например...
— Да кого придется... Не все ли равно кого?.. Так летом почем берешь в день?
— По восемь сребров...
— Дороговато!.. А зимой?
— Да вдвое — шестнадцать сребров.
— Хо-хо! Это уж, право, кусается, сынок! А осенью?
— Как зимой — шестнадцать.
— Дорого, ей-богу! Слишком дорого...
— Что поделаешь! Осень, грязь, хуже зимы со снегом...
— Знаю, знаю, Петр сынок! Летний день вон насколько дольше зимнего, а ты все-таки зимой просишь вдвойне! Ну, десятку еще так-сяк.
— Э, так вы забыли, насколько зимняя ночь длинней. И всю-то ночь кони едят, а она точно голодный год тянется... Лошадей кормить надо, иначе их не погонишь как следует. Что десятка! Вся уйдет в торбу с овсом.
— Все равно это много, очень много!
— По мошне, ваше преподобие, и по чину. Знаете, как говорится: бродячего подмастерья и даром подвезти можно, на то он и бродячий подмастерье, а не господин. А господин чем дороже заплатит, тем лучше для него — чести больше. А в одноколке, как говорится, не то что газде, даже рыжему почет.
— Я, видишь ли, на днях собираюсь в дорогу — вздумалось от нечего делать поразвлечься. И... говорю... зайду, дескать, спрошу нашего Перу...
— Э, спасибо, ваше преподобие, спасибо. И я, как говорится, вас почитаю, а также и все домашние мои... никто иначе, как «наш отец преподобный», вас и не величает...
— Ну, и сколько же ты просишь?
— Да как сказал — шестнадцать сребров.
— Восемь, Петр?
— Маловато, ваше преподобие, сейчас не лето.
— Прояснится! Обязательно прояснится! Лягушонок мой предсказывает, что погода изменится, изменится к лучшему.
— Какой там лягушонок, ваше преподобие! Что это вы такое говорите? Пускай хоть сто лягушат — и не то что квакают, а письменно подтвердят,— все равно не поверю. Что вы лягушонка с живой душой равняете? Лить будет еще целую неделю. Чувствую по себе, и лучше всякого лягушонка! (Пера Тоцилов за незаконную порубку в казенном лесу получил в одно место порцию мелкой дроби с солью и с тех пор предсказывал погоду лучше и точнее самого Столетнего календаря.)
— Говорю тебе, разгуляется,— уверяет отец Спира.
— Да бросьте вы мне мозги солить, ваше преподобие,
и без того меня основательно посолили, потому так и говорю. Провалиться мне на месте, если не угадал! Еще мой покойный отец (царство ему небесное!) говаривал: «Сынок Пера, коли дождь с утра заладил, пробьет он и овчинный тулуп». И это как бог свят! Это уж я хорошо знаю. Долго еще не разгуляется, ваше преподобие! Значит, четырнадцать сребров, и завтра на заре, с божьей помощью, тронемся. . — Слишком размахнулся, Пера, будто ты один на селе.
— Да, ваше преподобие, так оно вроде и выходит! Кому нужна крытая повозка — пускай поищет... Потому что все, какие есть в селе крытые телеги, сейчас в разъезде.
«Все этому чертову мужику известно. Вот беда!» — думает отец Спира и продолжает:
— Восемь, восемь, Петр. За глаза довольно с тебя! Ну хорошо: если подвернется оказия, можешь прихватить еще кого-нибудь.
«Почему бы и нет!» — ухмыльнулся про себя Пера Тоцилов, а вслух сказал:
— Четырнадцать, ваше преподобие... Ну ладно — двенадцать, и возьму еще одного седока, чтобы выручить свои шестнадцать сребров. Может, вы кого подыщете, тогда повезу вас не за восемь, а за шесть!
Задумался преподобный отец и после долгого раздумья, колебаний и торговли наконец согласился. Уступил и Пера,— сошлись на десяти сребрах.
— Ладно! — сказал поп Спира.— Десять так десять,— но уж за эти десять погоняй как надо.
— Не беспокойтесь,— как паровоз!
Спустя час к отцу Спире прибежал Аркадий и застал преподобного уже дома.
— Что хорошего, Аркадий?
— Все в порядке! Разузнал! Господин Чира подрядил на завтра Перу этого, Тоцилова, утром выедут.
— Вот те и на! И я его подрядил! Ну, пойдет теперь потеха!
— Так, значит, вы вместе едете! Как по заказу! Вот здорово! Как нельзя лучше!
— Что ты тут «здорового» нашел? Как раз и плохо!
— Как раз и хорошо! «Ну, слава богу,— радуется про себя Аркадий,— славно удалась моя затея!» И уже громко добавляет: — Вот именно, здорово получилось!
— Почему?
— А потому, что сейчас вам легко будет добраться до зуба!
— Э, а как?
— Да вот как, я все обдумал... Если тронетесь завтра на заре, приедете в Темишвар к вечеру, и тогда никакой надежды не будет. Вот вы и отправляйтесь не утром, а в полдень, тогда вам придется заночевать в Ченее у отца Бури, как его крестьяне прозвали,— у вашего общего с отцом Чирой приятеля... А я скажу Тоцилову, чтоб нашел отговорку и не запрягал на заре; отец Спира, скажу, сможет выехать только после обеда.
— Ну, хорошо, но все же я не понимаю... Дальше-то что?
— Так... А теперь скажите, пожалуйста, этот отец Буря с кем больше дружит, с вами или с отцом Чирой?
— Буря? Со мной, конечно! Задушевные приятели мы с ним, и с каких пор! С первого класса! Еще ребятами «вертеп» носили; я изображал царя Бальтазара, а он Перу из села Старого Кера. Самый озорной из всей школы! Приятель мой, и еще какой!..
— Вот это нам и на руку! Коли так, вы можете ему свободно открыться, а открывшись,— постарайтесь, чтобы он вам помог добраться до зуба. Знаете, как случается в дороге... время осеннее, сырость, мрак... человек продрогнет... Ну, за ужином беседа, винцо!.. Да вы уж меня понимаете... Может быть... удобно...
— Но как, каким образом? Он ведь, говорят, бережет этот зуб как зеницу ока, то и дело щупает, на месте ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94