— Что же это, газда? — говорит Нича.— Ужинать, а перед ужином ни чарки ракии, а? Хотя бы этой, холостяцкой.
— Да ведь ты только что «послеобеденное» выпил, сам сказал. Неужто после вина еще и ракию?
— Это на чиновничий манер, хозяин. Не служил ты в чиновниках, вот и не знаешь, значит не тебе судить! — балагурит Нича.— Чиновники именно так и мешают: выпьет вина и ракией перебьет, а потом опять за вино.
— Дай ему и ракии,— распоряжается хозяин. Принесли ракию. Пьет Нича ракию, берется за еду и
хозяина приглашает.
— Я уж в третий раз сегодня ужинаю! Да разве, глядя на тебя, откажешься! — соглашается хозяин, подса-
живаясь поближе и принимаясь за еду; они потчуют друг друга лучшими кусками, запивают их вином, стаканы пустеют и вновь наполняются, и ведут беседу о спешном отъезде попов. Хозяин непрестанно удивляется, откуда и как Нича обо всем этом знает.
— Э, Нича, дорогой мой,— говорит хозяин,— кто с тобой дружит, знает с кем дружит. Как это ты обо всем пронюхиваешь?
— Эх, мой газда Пера! Недаром родители мои Проныр о в ы и зовусь я Нича Проныров! Заметь это себе, газда Пера...— гордо заявляет Нича и, отпив с полстакана, продолжает: — Я, видишь ли, газда Пера, все на свете знаю, лучше ветра, что повсюду заглядывает, повсюду свой нос сует, лучше месяца, который по целым ночам пялит глаза на нашу землю; куда я проникаю, туда не проникнуть ни месяцу, ни ветру! Какие я истории знаю — чудеса да и только! Если бы бог судил мне книги писать, а не в рог трубить, как сейчас я делаю, понаписал бы таких чудесных историй о селе, что три дьякона три дня и три ночи читали бы и еще бы осталось! Заметь это себе, газда Пера,— говорит Нича, явно уже поддавшийся действию вина из тоцилового погреба.— Что Ниче понадобится — он разыщет... будь спокоен!
— А как же ты до сих пор себе жену не разыскал? — спрашивает его соседка Ракила, молодая смазливая вдовушка.— До каких пор бобылем будешь век коротать?
— Хе, что делать! Другую Пелу нелегко найти! — говорит Нича тихо и печально.— С тех пор как она умерла, взяло меня отчаяние, пропал и я сам и мое добро. Каким хозяином был — и вот до чего дошел!
— А куда же делась, Нича, твоя мадьярка из Сенты... эта Какаш-Верка? — лукаво спрашивает Ракила.
— Совсем пропал — с малыми ребятами да от тяжкой тоски по Пеле,— притворяясь глухим, заминает Нича Ракилин вопрос.— И... так вот и пошло все прахом! — тянет Нича, махнув рукой.— Так, должно быть, суждено. Разве я тут виноват?
— Эх, Нича, Нича, виноват ты, кругом виноват,— наседает на него Ракила.— Вздумал Какаш-Веркины сапожки талерами подковывать! А где она сейчас?
— Хе, с тех пор я и талера не видел,— печально отвечает Нича.
— Сбежала,— подсказывает другая соседка,— с каким-то эскадроном, со словацким уланским капралом.
— Так вы, значит, перья щиплете? — спрашивает Нича, желая переменить разговор.— А?
— Да,— отвечают ему,— к свадьбе вот готовимся!
— А кто же замуж выходит?
— Да пока еще никто... но все может быть,— говорит бабушка.— Слава богу, две девицы в доме.
— Как раз то самое, о чем я говорю,— замечает, ободрившись, Нича,— вот бы еще нашу Ракилу...
— Никто меня не берет, дорогой Нича! — дурашливо замечает Ракила.
— А ты больно разборчива, никого не ищешь,— говорит Нича.— Что тебе мешает выйти за вдовца?
— Кто это возьмет, Нича, вдову с тремя детьми? — спрашивает Ракила.
— Так вот... ты вдова и я вдовец; что нам мешает? Мне всего сорок пятый пошел, а сонник предсказывает, что проживу я сто лет и еще три года.
— Шутишь ты, Нича,— говорит Ракила.
— Взял бы я тебя, Ракила, и не с тремя ребятами, а с девятью, как было у Юговича *. Одному передал бы свою службу, а других бы господь, как говорится, на путь наставил... Ну, спаси вас бог, хозяева!
— Вот эта твоя служба как раз мне и не мила! Слишком много по ночам бродишь. Боюсь, Нича, как бы не пришлось по тебе сохнуть! Потому и не хочу!
— Верно говоришь! Ей-богу, не хочу и я!
— А почему, Нича, дорогой?
— Да что ж, от тебя ведь только хлопоты одни, а проку никакого. Знаешь, достославная община платит мне одному за то, что я столько домов и улиц охраняю. А сколько бы мне пришлось сторожей содержать из моего скромного жалования, чтобы караулили мою улицу, пока я другие караулю, а? Какой в этом прок? Правильно я говорю, Ракила, а? — спрашивает Нича слегка заплетающимся языком, довольный тем, что поквитался с Ракилой за Какаш-Верку.
В эту минуту принесли копченый язык и добрый кусок сала.
— Ну, Нича, бери этот копченый язык, а то собственный-то у тебя уже заплетается,— говорит Ракила.
— Да не стоит, зачем беспокоились? — говорит Нича и сует копченый язык в рукав кабаницы (завязанный
1 Ю г о в и ч — Юг-Богдан, персонаж сербского эпоса. По преданию, у него было девять сыновей, погибших вместе с ним в битве с турками на Косовом поле в 1389 году.
внизу, он прекрасно заменяет торбу).— Разговаривать мне больше не придется, а чтобы трубить в рог, даже Неце-Заике язык не нужен! Кусок сала я на утро оставлю,— добавляет Нича, опуская сало в тот же рукав.— У Бучкаловых утром хлеб месят, забегу к ним раненько на горячую лепешку да кстати скажу, что напал на след их вороных — тех, что увели у них со двора. А сейчас спокойной вам ночи всем! И тебе, Ракила, заноза ты этакая!
— Доброй ночи, дядя Нича.
— Эх, коли б всегда так ладно шло, и служить было бы приятно! Ну, газда Пера,— обращается Нича к хозяину, приложив палец к губам,— чур, молчок! А сейчас — доброй ночи, доброй ночи. И спасибо за радушный прием. Посидел бы еще, да ведь если не буду трубить, никто не угадает, который час!..
Нича уходит, кто-то из домашних провожает его до калитки, запирает за ним и торопливо возвращается в теплую комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94