Профессор требует,
чтобы ночью обязательно дежурила сестра. Вам может стать вдруг хуже. Если
она вам мешает, мы поместим ее в соседней комнате.
Волгин поморщился. Ему хотелось сказать: "Последние часы жизни дайте
провести спокойно", но вместо этого он сказал совсем другое:
- Все равно она будет заходить сюда каждые полчаса сплю очень чутко...
Было бы лучше исполнить мою просьбу. бол ному нужен покой.
- Вы начинаете капризничать. Очень хорошо, это признак выздоровления.
Но выполнить ваш каприз никак нельзя. Сестра должна дежурить. Она вам не
будет мешать, ей скажут, чтобы она сюда ж заходила. А если что-нибудь
понадобится, вы позвоните. Хорошо?
- Это не каприз, - со вздохом сказал Волгин. - Вы прекрасно все
понимаете, но вы ни за что не признаетесь в этом. Пусть будет по-вашему.
- Значит, договорились?
- Да, больному трудно переспорить здоровых. Пусть буди по-вашему, -
повторил Волгин. - У меня к вам другая просьба, Пожалуйста, позвоните и
узнайте прогноз погоды на завтра. Мне это очень важно...
Вера Андреевна с испугом взглянула на больного.
- Как вы сказали? - переспросила она, надеясь, что ослышалась.
Но Волгин внятно повторил свою просьбу.
- Это очень важно для меня, - сказал он еще раз. - Можно дополнительно
позвонить на аэродром, там всегда знают, какая будет погода, - он заметил
явное замешательство на лице своей собеседницы и понял причину. - Это не
бред, как вы, несомненно, думаете. Дело совсем простое. Мне отчаянно надоел
дождь, вот и все. Умереть при хорошей погоде приятнее, чем при плохой, -
пошутил он. - И кроме того, хочется еще раз увидеть башню...
С присущей всем больным наблюдательностью Волгин тотчас же обратил
внимание на то, что Вера Андреевна ничего не возрази ла на его слова о
близкой смерти. Сердце забилось чуть сильно Да, это так! Смерть совсем
близка, она тут, рядом!
- Михаил Петрович еще не вернулся, - нерешительно сказала женщина.
- А при чем он здесь? Или вы разучились говорить по телефону? Или
забыли французский язык? А где, кстати, Михаил?
- Хорошо, я позвоню, - сказала она. - Михаил Петрович уехал в
министерство. Постарайтесь заснуть, Дмитрий Александрович. Может быть,
опустить штору?
- Нет, еще рано зажигать свет.
Вера Андреевна поспешно вышла.
Волгин смотрел ей вслед со смутным ощущением вины. Она приняла его
просьбу за бред. Не удивительно! Каждый подумал бы то же. Зачем могут быть
нужны сведения о погоде прикованному к постели, полуживому человеку?
"Откуда, в самом деле, взялось это навязчивое желание увидеть еще раз
Эйфелеву башню? - думал он. - Что-то не ладно в моей голове. Мутится
разум - самое скверное, что могло случиться".
- Скорей бы конец... - прошептал Волгин.
Но его мысль работала сегодня яснее, чем всегда.
Он вспомнил начало своей болезни. Его хотели отправить домой. Однако
он сам воспротивился этому, уверенный, что скоро поправится, а потом, когда
стала ясна опасность, было уже поздно. Предстояло умереть в Париже и быть
похороненным на чужбине.
Никогда больше он не увидит родины...
Сейчас там зима.
Волгин закрыл глаза...
Он увидел январский снег на улицах Ленинграда, города, где он родился
и вырос, где учился, где впервые встретился с Ирой.
Он снова стоял у гранитного парапета набережной Васильевского острова.
Широкая панорама скованной льдом красавицы Невы раскинулась перед ним.
Далеко на противоположной стороне блестел купол Исаакиевского собора. А
правее, на фоне желтых стен Исторического архива, виднелся гордый силуэт
Петра на вздыбленном коне. Медный всадник! С детских лет горячо любимый им
памятник.
Сколько раз за годы учения любовался Волгин этой величественной
картиной красивейшего места в городе.
Он перешел мост и оказался на обширной Дворцовой площади - Пройдя под
желтой аркой, пересек Невский проспект.
Вот дом, где он жил...
Шестнадцать лет прошло с тех пор, а память сохранила мельчайшие
подробности родного города.
Да разве это возможно - забыть Ленинград, самый красивый, самый
величественный город на Земле!
Быстро, одно за другим, промелькнули перед ним лица друзей детства,
школьных товарищей. Как много их было! И безраздельно над всеми царило лицо
матери. (Отца, умершего, когда сыну бы всего два года, Волгин не помнил.)
Окончились школьные годы.
Университет!
Ира!
Ее он увидел в последний раз в морозный февральский день тысяча
девятьсот сорок третьего года, когда их полк ворвался к небольшой городок
по следам отступавших немцев.
Навсегда врезалась в память страшная площадь.
Стоя рядом с боевыми друзьями, Волгин молча смотрел, как осторожно
товарищи снимали с виселицы черное, окостеневшее тело Иры - его жены.
Кругом плотной толпой стояли жители городка - очевидцы геройской
смерти партизанского врача.
"Это место священно, - говорил кто-то из выступавших на траурном
митинге. - Его никогда не забудут поколения. Из века в век люди будут чтить
память той, что погибла здесь для счастья других..."
Было время, когда Волгин искал смерти, но пули и свистящие осколки
раскаленного металла обходили его, поражая других, находившихся совсем
рядом. Смерть не хотела избавить Волгина от сознания невознаградимой
утраты. (Она пришла к нему позже, здесь... в Париже).
Потом наступил перелом. Первым толчком к моральному выздоровлению
послужил пахнувший типографской краской листок армейской газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143