Он видел, что на него смотрят с любопытством, но не навязчиво. Многие
улыбались ему или приветствовали дружеским жестом.
Это внимание не было ему неприятно.
Иногда Волгин спрашивал, как пройти к тому или иному месту. Ему
отвечали вежливо и просто, ничем не показывая, что спрашивающий - человек
необычный.
Он видел, что люди были бы рады поговорить с ним, но никто не делал ни
малейшей попытки завязать разговор. Инициативы ждали от Волгина.
А он сам никак не мог заставить себя заговорить с ними о чем-нибудь
постороннем. Ложный страх поставить себя в смешное положение, показаться
невежественным дикарем не оставлял Волгина.
И люди, казалось, хорошо понимали это.
Каждый день он решал, что сегодня обязательно познакомится с
кем-нибудь, но каждый раз возвращался домой, не выполнив этого решения.
Даже с Мэри и Владиленом он говорил не обо всем. Он отводил душу
только в редких беседах с Люцием по телеофу. Своего "отца" Волгин не
стеснялся и мог говорить с ним свободно.
Окружающие замечали, что характер Волгина начинает портиться. Все
явственнее проступали признаки тоски по прошлому Дмитрий сам видел это.
Комфорт в доме все чаще раздражал его. Иногда ему мучительно хотелось
своей рукой повернуть кран умывальника, самому открыть дверь Он попросил
Владилена вызвать механика и выключить автомат в своей спальне. Это было
тотчас же исполнено, и Волгин с удовольствием убирал комнату и стелил
постель.
Он был бы не прочь вообще убрать все автоматы в доме, но сдерживался,
не желая доставлять неудобства Мэри и Владилену.
А они оба скучали в этом вынужденном безделии. Пребывание в Ленинграде
становилось томительным. Они с нетерпением ждали, когда, наконец, Дмитрий
решит продолжить путешествие.
Они видели, что Волгин день ото дня становится все более мрачным и
раздражительным, и с тревогой сообщали об этом Люцию.
Но даже Люций не считал себя вправе вмешиваться в личную жизнь
Волгина.
Так прошли две недели.
Сергей все еще не улетал домой. Волгин приписывал это желанию быть
возле него, но в действительности дело обстояло иначе. Сергей, выполняя
просьбу Люция, следил за здоровьем Волгина и регулярно информировал о нем
как Люция, так и Ио.
Внешне Волгин был совершенно здоров. Благодаря антигравитационному
поясу он не чувствовал никакого утомления. Исходив задень десятки
километров, он возвращался домой свежим и бодрым. Для поверхностного
взгляда вес обстояло благополучно.
Но Сергей был не просто медиком. Он был одним из лучших учеников
выдающегося врача - Ио. И он видел, что здоровье Волгина лишь кажущееся, и
за ним таится прогрессирующая болезнь.
Медицина тридцать девятого века первое и главное внимание уделяла
душевному состоянию человека. Малейшее расстройство нервной системы
расценивалось как признак, требующий врачебного вмешательства. А у Волгина
эти признаки проявлялись все чаще.
- Он должен уехать отсюда, и как можно скорей, - категорически
потребовал молодой ученый при очередном разговоре с Люцием. - Вы один
можете воздействовать на него.
- Хорошо, попробую поговорить с ним, - ответил Люций, - Но вы не
подавайте и виду, что заметили что-нибудь неладное. Пусть Дмитрий считает
себя здоровым.
- Физически он здоров, - вздыхал Сергей. - Ему вреден именно
Ленинград, и только Ленинград. Едва он покинет его, все придет в норму.
Люций был согласен с этим выводом. Ио тоже разделял мнение своего
ученика. С ними были согласны Мэри и Владилен.
И все четверо ошибались.
Причиной раздражительности и мрачного настроения Волгина был не
Ленинград. На новый и незнакомый ему город он не обращал большого внимания,
а Октябрьский парк ему нравился. Там все наиболее памятные места
сохранились в неприкосновенности, и он с удовольствием проводил в нем
время.
Само по себе место, где был старый Ленинград, хотя и вызывало мысли о
прошлом, не могло служить причиной сильной тоски.
Причиной был портрет Иры, висевший в его комнате.
Здесь была допущена большая ошибка. Чуткость изменила Люцию, по
просьбе которого был написан этот портрет с бюста стоявшего в шестьдесят
четвертой лаборатории. Люций думал доставить радость своему "сыну", но не
учел, что портретом близкого человека подчеркнет и обострит одиночество
Волгина в новом мире.
Никто не знал, какое потрясающее впечатление произвел на Волгина
неожиданный подарок, как тяжело и трудно было ему видеть портрет ежедневно.
Каждый вечер Волгин долго всматривался в любимые черты.
Эго была Ира, но в то же время не совсем она, и различие, легко
найденное Волгиным, угнетало его еще больше, чем самый портрет. Если бы она
была "как живая", ему было бы легче.
Теперь он каждый день целиком погружался в прошлое, и настоящее
становилось ему все более чуждым.
Если бы Люций знал это, то постарался бы любым способом изъять портрет
из комнаты Волгина, исправить допущенный промах. Но было уже поздно, Волгин
ни за что на свете не согласился бы расстаться с портретом. Он привык к
нему, доставлявшему и боль, и радость.
Волгин решил найти художника, писавшего портрет, и попросить его
изменить отдельные детали и выражение лица, которое совсем не
соответствовало характеру Ирины. Она никогда не была такой - замкнувшейся в
"учености", строгой жрицей науки, какой изобразил се на полотне этот
художник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143