Больной знал о течении времени только от Люция, который теперь
навещал его ежедневно.
Физически Волгин чувствовал себя превосходно. От болезни, едва не
сведшей его в могилу, не осталось и следа, если не считать естественных,
как говорил Люций, последствий, еще не ликвидированных. Больше всего
изумляло Волгина, что сердце, бывшее причиной болезни, стало, по-видимому,
совершенно здоровым.
Он часто спрашивал себя: к какому чудотворцу-врачу он попал? Кто такие
Ио и Люций, которые не скрывали, что именно они вылечили Волгина, поставили
его на ноги? Почему он раньше никогда не слыхал о существовании докторов со
столь странными именами? Где, в какой стране находится это здание?
Люций сказал, что в Советском Союзе, но Волгин не мог ему поверить
Не хочет ли Люций просто успокоить Волгина, зная, что он Русский?
Процесс полного выздоровления, правда, медленно, но неуклонно
продолжался. Он был заметен, если можно так сказать, "невооруженным
глазом". Способность движения почти совсем вернулась. Волгин мог вставать и
ходить, ему разрешали это, но только в те короткие периоды, когда цвет
потолка и стен становился белым. Это означало, что они не освещены больше
особыми лучами, именно тогда к Волгину входили люди.
Когда освещение, или, как говорил Люций, "излучение", действовало,
приходилось лежать под странным покрывалом, которое меняло свой цвет
синхронно с цветом купола. Волгин знал от Люция (только он один владел
обычным русским языком и только с мог разговаривать Волгин), что оно в
действительности совершенно бесцветно и предназначено для того, чтобы не
пропускать излучения к тем частям тела, которые не должны подвергаться его
действию. Волгину объяснили, что если он встанет или откинет покрывало, то
причинит себе большой вред, который может свести на нет все, что было
достигнуто раньше.
Но, независимо от его воли, Волгин не мог бы этого сделать, даже если
бы захотел, так как за ним непрерывно наблюдали. Когда однажды, желая
переменить позу, Волгин сделал неосторожное движение, темно-зеленый цвет
купола мгновенно сменился белым. Владилен вошел и заботливо поправил
покрывало. Потом погладил Волгина по голове, как ребенка, и сказал,
старательно выговаривая каждый слог:
- Будьте осторожны, это опасно.
Было очевидно, что Волгину старались не причинять никаких неудобств,
но откуда за ним следили, он не знал. Здесь, вероятно действовала
телевизионная установка или какая-нибудь иная оптическая система.
На вопрос Волгина Люций ответил, что за ним наблюдают "по экрану".
- Он был установлен, когда вы получили способность двигаться, -
прибавил Люций. - Раньше, когда вы были неподвижны, в нем не было нужды.
Все находившиеся возле Волгина ("персонал клиники", как он мысленно
называл их) относились к нему заботливо и приветливо ему улыбались.
Казалось, им доставляло удовольствие погладить его волосы или плечи. Волгин
иногда думал, что на него смотрят, как на больного любимого ребенка, и это
не было ему неприятно Со стороны же Люция он видел такую нежность, которую
можно было сравнить с материнской.
Однажды Волгин сказал это Люцию.
- Вы правы, - ответил тот. - Вы наш ребенок. А я могу считать себя
если не матерью, то отцом.
Его слова не показались Волгину ни смешными, ни претенциозными. Он
сразу поверил, что Люций имеет право так говорить.
Волгину надоело лежать целыми днями, и он чуть не каждый день просил
Люция выпустить его отсюда хотя бы на коротко время. "Я не могу больше
видеть купол", - говорил он.
Но врач был непреклонен.
Все вопросы Волгина о занимавших его загадочных обстоятельствах
"пробуждения" оставались без ответа. Тайна не разъяснялась "Со временем вы
узнаете все, что вас интересует", - таков был стереотипный ответ.
Время становилось тираном и тянулось с мучительным однообразием.
Несмотря на то, что Волгин, по словам Ио и Люция, был уже совсем
здоров, ему упорно отказывали в книгах.
- Пока еще нельзя. Чтение повредит вам.
- Значит, я еще не совсем здоров? - допытывался Волгин.
- Здоровы, но необходимы некоторые ограничения. Например, вы же сами
знаете, что вас еще кормят искусственно.
Действительно, за все время Волгин не проглотил ни куска пищи, выпил
ни глотка воды. Их заменял светлый раствор. И хотя желудок Волгина был
совершенно пуст, это не причиняло ему никаких неприятных ощущений.
- Мне будет трудно привыкнуть к нормальной пище, - говорил он
- Нет, ничего, - отвечал Люций, - вы быстро привыкнете. Потерпите еще
немного.
- Скорей бы! - вздыхал Волгин.
И вот совершенно неожиданно, без всякого предупреждения, наступил
конец заключению.
Проснувшись в это памятное утро, Волгин увидел, что находится в том же
павильоне, что и раньше, но лежит не на середине, как всегда, а у стены.
Странное покрывало, подушка, ложе - все исчезло.
Низкая широкая кровать застлана белыми шелковыми простынями, цвет
которых совсем не соответствовал цвету купола, на этот раз
золотисто-желтому. (Это было столь непривычно, что Волгин несколько минут с
интересом ждал, чтобы они пожелтели, но этого так и не произошло.) Такая же
белая подушка находилась под его головой. Он был покрыт тонким пушистым
одеялом серебристого цвета.
У изголовья кровати стоял столик, сделанный, как показалось Волгину,
из слоновой кости или материала, очень похожего на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143