Да, здесь нужен врач для людей. И не исключено, что
Ватикан действительно заинтересован в написании истории. Правдой было и
то, что Ватикану очень трудно найти специалистов на стороне, - так труд-
но, что, как только парочка профессионалов оказалась на Харизме, на них
прямо-таки набросились с предложениями остаться. Но почему-то Теннисона
такой ответ не устраивал. Было непонятно, почему они с Джилл так бесцен-
ны, так необходимы Ватикану. Вновь и вновь к нему возвращалась мысль и
том, что Ватикан не хочет позволить им уйти...
Один из просмотренных им кристаллов очень удивил Джейсона. Он нахо-
дился внутри сознания одного из обитателей странного мира, именно внутри
сознания, но пережитое им было за границами человеческого понимания. Он
видел, - хотя, трезво размышляя, не мог с уверенностью сказать даже са-
мому себе, что именно №видел¤, - так вот, он побывал в мире графиков и
уравнений - то есть ему показалось, что это были графики и уравнения,
однако знаки и символы, из которых они были составлены, не имели ничего
общего с принятыми в мире людей. Все было так, будто он находился внутри
некой трехмерной школьной доски, а значки и символы окружали его, запол-
няли все пространство вокруг. На какое-то мгновение ему показалось, что
он сам или то существо, которым он был там, было уравнением.
Он мучительно искал ответа, объяснения, пытался осторожно, мягко ощу-
пать сознание, в которое проник, но ответа не получил. Либо это загадоч-
ное существо не догадывалось о его присутствии, либо... Самого существу,
по всей вероятности, было понятно то, что оно видит, наверное, оно даже
каким-то образом общалось, взаимодействовало с другими графиками и урав-
нениями. Но даже если это было так, Теннисон все равно ничего не понял.
Мучился - и тонул в океане непонимания, неизвестности.
Но не оставлял попыток понять: он оставался в этом мире, стараясь ух-
ватиться хоть за какой-то оттенок смысла, чтобы оттолкнуться от этого и
начать хоть что-то понимать... Но все было без толку. Когда запись на
кристалле окончилась и Теннисон вернулся в привычный мир, он знал ровно
столько, сколько до начала просмотра. Не двигаясь, он сидел в просмотро-
вом кресле.
- Нечто совсем особенное, не правда ли? - наклонился к нему робот-де-
позитор.
Теннисон протер глаза руками. До сих пор перед глазами мелькали знач-
ки и символы.
- Угу, - кивнул он. - А что это было?
- Сэр, мы сами не знаем.
- Зачем тогда нужно было находить это, давать мне смотреть?
- Может, Ватикан знает, - предположил робот. - В Ватикане много зна-
ют. Они умеют понимать такие вещи.
- Ну что ж, искренне надеюсь, - вздохнул Теннисон, поднимаясь с крес-
ла. - На сегодня с меня хватит. Завтра можно зайти?
- Ну конечно, сэр. Заходите завтра. В любое удобное для вас время.
Назавтра он попал в осеннюю страну... Ничего особенного - место как
место. На этот раз было такое впечатление, что он свободен и не проник
ни в чье сознание - просто сам был там, сам по себе. Вспоминая потом о
своем путешествии, он не мог судить со всей ответственностью, действи-
тельно ли он где-то побывал, но ощущение реальности пережитого не поки-
дало его. Теннисон мог поклясться, что слышал потрескивание и шорох су-
хих сучьев и опавшей листвы под ногами, вдыхал терпкий, как вино, запах
осенних костров, перезрелых яблок, последних, случайных, задержавшихся
на голых ветвях, ощущал прикосновение первых заморозков к жухлой листве.
Слышал - или ему казалось, что слышал, хруст желтой стерни под ногами,
мягкий стук орешков, падавших на землю, внезапный, далекий посвист
крыльев улетавшей на юг стаи невидимых птиц, нежные, свежие трели кро-
шечного ручейка, несущего на своей поверхности тяжкий груз опавших
листьев. А еще были цвета - в этом он был просто уверен - золотые монет-
ки листьев орешника, лимонная желтизна осин, красные как кровь сахарные
клены, шоколадно-коричневые дубы... Над всем этим царило горько-сладкое
ощущение осени, великолепие умирающего года, когда окончены все труды и
провозглашено начало времени покоя и отдыха.
Ему было легко и покойно, он с радостью и готовностью погрузился в
этот мир. Взбирался на холмы, спускался с них, шел берегом извилистого
ручейка, останавливался и любовался багрянцем и золотом осенних лесов,
поражался тому, как великолепен контраст желтизны деревьев и синевы не-
бес. Удивительный покой сходил в его сердце. Краткий покой, наступающий
в душе в самом конце жаркого лета, порядок и равновесие, царящие в ней,
покуда ее не скуют холода близкой зимы. Время отдохновения, размышлений,
залечивания старых ран и забывания о них и о тех превратностях судьбы,
которые нанесли душе эти раны...
Потом, вспоминая об осенней стране, он сказал себе, что это - его
собственный Рай. Не высоченные сверкающие башни, не величественная широ-
кая лестница, не пение торжественных фанфар - не то, что привиделось Мэ-
ри, но это был настоящий Рай - спокойный, мирный осенний день, клонив-
шийся к вечеру, опустившийся на землю, уставшую от изнурительного зноя
лета, от долгого пути по пыльным дорогам.
Погруженный в собственные впечатления, он ушел в тот день из депози-
тория, обменявшись лишь самыми формальными фразами с роботом-депозито-
ром. Вернувшись к себе, он попытался мысленно вернуться в осеннюю стра-
ну, но, увы, добился только того, что ощутил всю эфемерность, призрач-
ность ее существования...
В этот вечер он сказал Джилл:
- Знаешь, у меня такое чувство, будто я ненадолго вернулся на свою
родную планету, в свое детство и раннюю юность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113