Они, видно, одной веревочкой связаны, Я бы на твоем месте, Иван Иванович, пошел сейчас к хакиму, взял бы у него парочку нукеров, да и махнул бы к Саурке-то.
Сыщеров предостерегающе показал Волкову головой на Григория, низко склонившегося над бумагами. Волков громко отрицательно щелкнул языком. Ему не была известна большая дружба Лазарева и Григория.
— Не мешало бы об этом сообщить в Петро-Алек-сандровск генералу Гнилицкому,— предложил Клин-гель.— Может быть, этого машиниста следует просто выслать из ханства.
— Сначала надо доказать его вину,— возразил доверенный Ярославской мануфактуры, — подобрать факты...
Клингель предложил коммерсантам не отвлекаться от темы обсуждения.
— Мы вложили огромные средства в хлопок, и мы должны его получить,— сказал Клингель. Он обратился к сановнику хана:— От вас теперь многое зависит, надо ускорить сбор налогов и податей...
Важный старик погладил бороду.
— Мы поговорим наедине об этом. У нас есть и другие средства, например, хлеб...
Григорий волнуясь слушал речи коммерсантов, уход с заседания Сыщерова еще больше встревожил его, ему хотелось выскочить из-за стола, побежать туда, к озеру, предупредить Лазарева и токаря Абдурахманбая, ушедших к Сауру. Эти колонизаторы слишком скоро почуяли опасность.
Он едва дождался конца заседания и тотчас, одев пальто, быстро вышел на улицу.
Густая черная ночь обступила его. Было холодно, сыро, и он не хотел сознаться себе — немного жутко. Григорий поднял воротник и прямо через базар зашагал к большой дороге, которая вела на озеро.
У него была только одна мысль: опередить Сыщерова. Базар скоро остался позади. Григорий снял с себя пальто и побежал по дороге. На топот его ног глухим лаем отзывались собаки, запертые во дворах кур-ганчей.
Смутный сумеречный рассвет застал усталого мокрого Григория у ворот Саура. Он во всю силу застучал камнем в ворота курганчи. Огромный пес Саура, хрипло лая, кинулся к подворотне. Громкий голос Саура окликнул Григория.
— Саур, скорей открывай ворота, зови Лазарева1 Ворота заскрипели. Встревоженный дехканин схватил его за руку, потащил в комнату. Там вокруг ярко горевшего очага сидело несколько человек дехкан, среди них Лазарев и седой токарь. Лазарев привстал от удивления, увидев Григория в воротничке, галстуке, в американской шляпе. Этот костюм так не подходил к обстановке курганчи.
Григорий бросился к машинисту.
— Скорее, скорее, спасайтесь, Николай Иванович. Сейчас сюда приедет Сыщеров с нукерами.
Лазарев усмехнулся.
— Почуяли говоришь, Гриша? Ну, ничего, в нынешний раз это им не удастся, а в другой раз мы по-другому устроимся.
По знаку Лазарева дехкане один за другим быстро покинули курганчу.
— А теперь пойдем и мы,—сказал он токарю и старшему рабочему с завода Мешкова.
За воротами Лазарев остановился.
— Саур,— озабоченно обратился он к смущенному дехканину.— Ты дочь свою рано домой взял. Сегодня же привези ее ко мне...
Восток алел. Трое русских и узбек-рабочий быстро шагали берегом озера. Лазарев внезапно схватил Григория за руку, указал на дорогу. По ней прямо к
курганче Саура скакал отряд нукеров, а вместе с ними зять Мешкова. Машинист засмеялся.
— Запоздали! Ну, давайте в камыши.
И зеленая стена камышей сомкнулась за ними.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Брат Абдурахманбая сейчас же после совещания хлопкопромышленников вернулся в Хиву. И в тот же день, к вечеру, из диван-ханы во все концы ханства помчались гонцы с приказами немедленно усилить сбор податей. Приказ, написанный в очень суровом тоне, запрещал чиновникам хана давать дехканам отсрочки по взносам платежей. Всех неплательщиков приказывалось подвергать наказаниям, продавать их имущество, а сопротивляющихся сажать в зиндан.
Вслед за гонцами в округа, для наблюдения и руководства сбором податей, выехали родственники хана и его сановники. Их сопровождали многочисленные диваны — писцы со списками плательщиков.
С утра и до позднего вечера по проселочным дорогам взад и вперед скакали озабоченные диваны, вооруженные нукера, аксакалы; проезжали важные сборщики податей и хакимы округов. Сборщики податей рассыпались по полям и на глаз оценивали урожай. Они тут же устанавливали размеры подати, диваны вносили их в списки, а хакимы с нукерами приступали к взысканию платежей.
От курганчи к курганче неслись вопли чрезмерно облагаемых дехкан. Они хватались за стремена хаки-мов, диванов, сборщиков, умоляя о справедливости. Чиновники хана оскорблялись сомнениями в правильности оценки ими урожая. Они избивали, недовольных дехкан нагайками и десятками направляли в зинданы. Они оскорблялись и в тех случаях, когда дехкане просили выдачи квитанций в получении с них податей. — Мы не берем лишнего. А если ты заплатишь лишнее, так ведь все это идет в пользу нашего благочестивого хана. Дехканин, как дерево тута: чем больше срубаешь с него ветвей, тем лучше оно растет.
Чиновники хана неизменно укоряли дехкан несобранным с полей хлопком.
— Подати мы обычно собираем с вас после снятия
урожая, но вы в нынешнем году не хотите его собирать. Из-за вашей нерадивости казна хана не может вести убытков.
Убийство одного из сборщиков податей и избиения диванов ожесточили ханский двор. Брат Абдурахманбая направил в округа новые отряды нукеров в помощь сборщикам и хакимам.
Удары сыпались на дехкан один за другим, им не давали опомниться.
С базаров постепенно исчезала пшеница, цена ее росла изо дня в день, догоняя цену хлопка. Потом вдруг пронеслись слухи о громадном недороде в России, спрос на пшеницу сильно оживился, но она пропала с рынка;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98