Он не дурак, и никогда не завел бы свой транспорт. Тысяча собственных арб разорила бы его в один месяц. Волков—умный и опасный хищник, он воспользовался неорганизованностью арбакешей и заставил их ни за что ни про что платить себе дань в 140 тысяч рублей в год.
Григорий растерянно глядел на Лазарева.
— Может ли это быть, Николай Иванович! Лазарев протянул ему листок.
— Цифры ваши,— проверьте мой расчет... Григорий машинально взял из его рук листок и
дважды проверил цифры. Они были точны. Он выронил листок и обеими руками сжал лицо.
— Боже мой, какой я непроходимый дурак!— с отчаянием в голосе, воскликнул Григорий.— Я шел вместе с ним против несчастных крестьян, уговаривал их платить ему эти сто сорок тысяч рублей! О, какая ужасная ошибка! Они никогда не сдались бы, но Саур по моей вине стал жертвой наглой провокации, и это сломило их сопротивление...
Глубокое волнение Григория тронуло Лазарева, но он сухо сказал ему:
— Вы, конечно, косвенно помогли Волкову разбить стачку, это правда. Но ведь вы же его служащий, вы едите его хлеб, и в конце концов, это ваша обязанность помогать своему хозяину.
Григорий возмущенно отодвинулся от Лазарева:
— Зачем вы говорите такие циничные слова! Ведь вы же сами не верите тому, что сказали! Работник не обязательно должен быть нечестным подобно своему хозяину. Я не хочу есть хлеб, заработанный нечестным путем... Боже мой, что бы сказал мой отец, если бы узнал, в какую грязь я попал.
Лазарев ласково взял Григория за руку:
— Провокация, жертвой которой стал Саур, только один из многих способов борьбы Волкова за дело. Сло-
мить сопротивление ему, несомненно, помог Шарифбай. Они, конечно, сговорились.
Григорий сидел бледный, пальцы его рук дрожали..,
— Успокойтесь же, Григорий Васильевич,— мягко сказал Лазарев.— В конце концов, ведь Волков всего только коммерсант, ну, может быть, более ловкий, чем другие.
— Нет, я не успокоюсь, пока не выясню роли Ша-рифбая. Ведь он согласился возить груз на тех условиях, что и все арбакеши — по четыре копейки, вместо пяти. Значит, ему незачем было порочить Саура и провоцировать арбакешей. Он мог сделать это неумышленно, и тогда прямым виновником срыва сопротивления буду один я!
Лазарев недоверчиво покачал головой:
— Вы переоцениваете свою роль. Волкову удалось сломить сопротивление арбакешей-крестьян только потому, что они не были организованы. Это покажет им пользу объединения, а руководители, конечно, разъяснят все махинации господина Волкова. Саур, вероятно, очень убит. Скажите ему, чтобы он зашел ко мне.
— Вы знаете Саура?— удивился Григорий. Лазарев испытующе взглянул на собеседника, неохотно ответил:
— Я встречаюсь с ним на охоте... Однако мы заня-лись разговорами и совсем забыли про удочки...
Лазарев спустился к самой воде и начал насаживать на крючки новую приманку.
Григорий не замечал шаловливо подпрыгивающего на воде поплавка; мысли его занимал Волков. Перед его глазами неотступно стоял этот коммерсант, искусно прятавший под маской добродушия, сердечности холодный расчет. Григорий покраснел, вспомнив поездку на озеро. Он вместе с Кисляковым взывал тогда к гуманности Волкова, а Волков издевался над их лучшими чувствами...
Звонкий детский голос прервал печальные мысли Григория. К ним по берегу приближались, держась за руки, десятилетний мальчик в теплой куртке и молодая девушка, с яркими синими глазами.
— А-а, вот и наши!— сказал Лазарев.— Знакомьтесь, Елена Викторовна, с Григорием Васильевичем.
— Я о вас уже слышала,— улыбаясь сказала Елена, протягивая Григорию руку.— Вы Лямин, тот, который знает все восточные языки, ходит по базару, по курган-чам с записной книжкой и записывает пословицы, песни, сказки.
Григорий внимательно посмотрел на смеющееся румяное лицо молодой девушки и подвинулся, очищая ей место рядом с собой.
— Кто это вам рассказывает про меня? Елена засмеялась сильнее:
— Новый человек в колонии у всех на виду. Каждый его шаг будет отмечаться обывателями до тех пор, пока они не привыкнут к его странностям.
— А вам это не кажется странностью?—спросил Григорий.
Елена перестала смеяться:
— Образ мыслей здешних обывателей мне вообще мало нравится...
Лазарев, с удовольствием слушавший молодых людей, вмещался в их разговор.
— Григорий Васильевич, имейте в виду, Елена Викторовна отчаянная суфражистка, поклонница Панк-херст,— шутливо сказал он.
— Вот уж не поклонница!— возразила Елена.— Я никак не хочу ограничиваться только тем, что она предлагает. А потом — эти ее методы борьбы за женское равноправие...
Григорий засмеялся, перебил Елену:
— Вроде приковывания себя к креслам в парламенте, обструкции...
Между ними завязался горячий спор. Они подробно разбирали положение женщины во всех государствах мира, обсуждали методы борьбы женщин за свои интересы и за женское равноправие.
Григорий много рассказывал Елене об ужасном, бесправном положении женщин на Востоке. Он прочел ей ряд пословиц и поговорок кочевников. Они так поразили Елену, что она записала их.
— Это для мамы,— пояснила она,— Я ей пошлю в Петербург, она просто ужаснется...
Елена вслух прочла записанные пословицы: «Сын — богатство, дочь — обуза». «Девочка — это железная ноша». «Бей жену три раза в день, а если мужества не
хватает, бей ту землю, на которой она сидела». «У бедной девушки не может быть желаний».
— О, сколько еще предстоит борьбы, чтобы добиться элементарных прав человека для женщин,— вздохнула Елена.
Лазарев, про которого молодые люди забыли в пылу разговора, напомнил о себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98