Приходите...»
Григорий с сожалением окинул глазами свою маленькую уютную комнатку. Ему хотелось на свежую память записать рассказ етарика-дехканина и отдохнуть после охоты, но он не мог отказать Елене в ее просьбе. Он быетро переоделся и пошел в квартиру Клингеля.
Горничная проводила его до комнаты учительницы и постучала в дверь.Молодая девушка приветливо улыбнулась навстречу Григорию.
— Посидите, пока я предупрежу мадам Клингель об уходе.
Небольшая, просто убранная комнатка Елены понравилась Григорию. На стенах ее, окленных светлыми обоями, висели портреты Белинского, Чернышевского; на письменном столе, среди учебников, учебных пособий, тетрадок высился маленький бронзовый бюст Бетховена и стоял дорогой мраморный чернильный прибор.
Елена застала Григория у крохотной этажерки, забитой книгами.
— Вам нравится мое жилье, Григорий Васильевич? О-о-о, я здесь живу лучше, чем в Петербурге. Даже иногда стыдно как-то, такая богачка стала. Во-первых, отдельная комната, во-вторых, все собственное: портреты, книги, бюст, чернильный прибор: его мне подарила мадам Клингель за отличные успехи ученицы. Я теперь вполне самостоятельный человек!
Молодая девушка, не переставая шутить, одевала пальто и шляпку. Она совсем не походила на «синий чулок», какой отрекомендовала ее Ната.
Елена аккуратно застегнула пуговицы пальто, натянула перчатки и, мельком взглянув в крохотное зеркальце, повернулась к Григорию.
— Я готова. Только знаете что. Пойдемте в клуб полями, ужасно люблю весной бродить за городом.
Оживление молодой девушки передалось Григорию. Он забыл про свою усталость и весело отвечал на шутки спутницы.
Тропинка, по которой шли молодые люди, часто обрывалась у арыков, у низеньких дувалов, огораживавших поля отдельных хозяев. Григорий помогал своей спутнице переходить через арыки по узким желобам, перелезать через дувалы. Елена поскользнулась, перешагивая лужицу, и ногой попала в воду, забрызгав свое новое пальто.
— Ой, мое бедное пальто!— подняв в комическом ужасе руки, воскликнула она и захохотала.— Я ведь думала, вот вернусь обратно в Петербург и похвалюсь там хорошим пальто. А теперь, видно, пока мы дойдем до клуба, от него только клочья останутся.
Григорий с удовольствием глядел в лицо белокурой синеглазой девушки, одетой в изящное пальто.
— Вы скоро собираетесь вернуться в Петербург?—-спросил он.
— О, не так скоро, осенью будущего года. Я согла
силась поехать на два года... Мне надо скопить деньги, чтобы поступить на Бестужевские курсы и уж не отрываться от ученья уроками... А вы когда уедете?
Григорий покачал головой, его удел теперь служба.
Оживление сбежало с лица Елены. Она остановилась и, сдвинув брови, внимательно посмотрела на спутника.
— Вы не хотите продолжать ученья? Думаете пробивать коммерческую карьеру и быть таким, как все они?— в голосе молодой девушки звучало удивление.
— Таким? Как они, я не буду, постараюсь не быть. Мое ученье оборвалось, я не смог продолжать его. А вообще у меня натура созерцателя. В жизни я только один раз сегодня пришел в злобное отчаяние. А так я предпочитаю «отойти от зла и сотворить благо»,— с кривой усмешкой закончил Григорий.
Елена схватила его за руку и стиснула с силой, которую он не подозревал у нее:
— И вы хотите, чтобы я поверила вам? Вы на себя клевещете, Григорий Васильевич! Мир — борьба, а вы хотите стоять в стороне и спокойно созерцать эту борьбу. О, какой противный толстовский непротивленец, бесхребетный чеховский интеллигентик!
Бурное нападение молодой девушки поразило и задело Григория. Еще никто и никогда так резко не кри-тиковал образ его мыслей. Он раскрыл рот, чтобы возразить Елене, защититься от обв-инений.
Она отбросила его руку и не захотела слушать оправданий.
— После разбора библиотеки мы пойдем к Лазаревым пить чай, он давно приглашает нас. Там вы и расскажите подробнее о вашей созерцательной натуре.
Григорий замялся.
— Мне неудобно ходить к Лазареву. Андрей к нему относится неприязненно, а мне не хочется ссориться со своим старым товарищем.
Елена успокоила его.
— Мы пройдем задним двором, никто нас не увидит. Оживление Елены упало. Она притихла. Некоторое время шли молча. Потом Елена спросила:
— Как ваши переводы с персидского? Григорий ничего не ответил.
— Счастливец,— со вздохом позавидовала молодая девушка.— Знает столько языков и попал в болото к лягушкам, чтобы научиться квакать на одном с ними языке.
Она не дала Григорию ответить и показала на блеснувшие впереди огни клуба.
— Мы дошли...
Они проходили мимо большой расчищенной площадки на месте старого кладбища.
— Вы слышали историю школы слепых детей при этом кладбище?— спросил Григорий.
Он рассказал, как старик попечитель добивался помощи детям. И генерал, и хаким, и коммерсанты колонии отказались дать полторы тысячи рублей на содержание школы. После разрушения кладбища старик вместе с двенадцатью слепыми детьми обошел всех коммерсантов Нового Ургенча. Он просил их помочь детям хотя бы на эту наступающую зиму.
— Если бы вы видели их, когда вместе со стариком они шли по базару, пробираясь в банк,— взволнованно говорил Григорий.— Нужно иметь стальные нервы, чтобы оставаться при этом зрелище спокойным...
Гуськом, держась друг за друга, дети шли вслед за высоким длиннобородым стариком. Их бледные, испещренные оспой лица, с глубокими впадинами, прикрытыми синеватыми веками, были полны испуга. Маленькими посохами неуверенно щупали дорогу. Через плечи несчастных калек висели сумочки для сбора милостыни Плачущими голосами они тянули тоскливую песню о несчастном ребенке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98