Ты все базары растревожил, миллионы выбрасываешь?..
— Какие там миллионы, Владимир Павлович. Врут все.
— Ты вот, все так «врут», а сам и почту взял, и гужевую контору открыл. А теперь казихаты Кноппа купил.
— Так точно, купил, надеясь на помощь. Вы ее мне обещали Влидимир Павлович, хотите в долю сто на сто?
У генерала Гнилицкого зашевелились усы.
— Какие у офицера могут быть деньги? Мы живем на то, что жалует нам государь император...
После некоторого молчания генерал сказал:
— Впрочем, я, в самом деле, смог бы, пожалуй, выделить на это ну, положим, тысяч десять...
— А я вам, Владимир Павлович,— через двенадцать месяцев двадцать верну. Сто на сто. Ну,— поможете мне советом или чем там...
Генерал отстегнул пуговицу мундира, вынул из внутреннего кармана пачку кредиток.
— Пишите срочный вексель, на девять месяцев на двадцать тысяч.
Волков, улыбаясь, достал из стола вексельный бланк в быстро заполнил его.
Генерал не принял векселя.
— Со мной надо по-честному делать,—сухо сказал он.— Это вексельный бланк на тысячу рублей. Ни один нотариус не опротестует этого векселя, хотя бы вы написали на нем сто тысяч...
Волков извинился.
— Прошу простить, Владимир Павлович, ей богу, нечаянно. Сейчас напишу на другом бланке...
Он написал новый вексель на бланке двадцатитысячного достоинства, передал его генералу и взял у него деньги.
Разглядывая деньги, Волков внезапно улыбнулся и показал генералу надпись на кредитке.
— Самого хана рука-то! Ишь, кредитку испортил. Генерал поперхнулся, густо покраснел и крякнул. Внимательно посмотрев на свет водяные знаки векселя, генерал спрятал его в карман. Выпрямился.
— Ну, станишник, дай тебе бог. За работой не забывай и нас. Будешь в Петро-Александровске — заезжай прямо ко мне. Я теперь навел здесь порядок, скоро не жди.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Весна в этом году наступила необычно рано. В середине февраля подули сухие южные ветры, грязь на дорогах затвердела, на межах появились первые робкие бледно-зеленые лепестки. Над городом тянулись караваны пусей, стаи уток, тяжелых дроф.
Теплая весенная погода и большой перелет дичи соблазнили Григория, он собирался в ближайший праздничный день поехать на охоту.
Волков предложил ему вчрховую лошадь и ружье.
— Обижусь, если не возьмешь, Гриша. Другому не дал бы, а ты, я знаю, и коня сбережешь и ружья не сломаешь... Только уговор — дичь ко мне на стол, вместе есть будем.
Григорию не хотелось быть чем-то обязанным своему бывшему хозяину, и он не спешил воспользоваться его любезностью. Кисляков заметил его колебание и упрекнул:
— Арсений Ефимович вас так любит, постоянно везде расхваливает, а вы хотите обидеть его своим отказом. Нехорошо...
В пятницу рано утром Григорий взял лошадь из конюшни Волкова и выехал на озеро. Знакомая лохматан лошадка весело бежала по дороге. Григорий и не заметил, как она свернула с большой дороги на проселочную и примчала его на базарчик, где группировались кустари.
Из растворов большой мастерской чей-то громкий голос окликнул Григория. Он сдержал лошадь. К нему подошел арбасоз, которому Волков в прошлом году заказывал арбы.
— Едешь и не видишь своих знакомых,—укоризненно сказал он, беря лошадь под уздцы.— Слезай, чаю напьешься.
Худенький подросток расстелил под старым талом ковер, поставил на него поднос с чайником, пиалами и свежими лепешками.
Григорий с любопытством оглядел базарчик. Здесь произошли большие изменения. От десятка дуканов— мастерских плотников, арбасозов, кузнецов, шорников осталось всего три. Там, где были цветники и возвы-шенья из глины, на которых обычно отдыхали кустари, теперь лежал штабелями лес и стояло много новеньких арб. С веток старых раскидистых талов, с дверей мастерских исчезли клетки с перепелами и щеглами.
В мастерских шла торопливая работа. Десятки кустарей хлопотливо стучали, пилили, шаркали рубанками.
Григорий внимательно посмотрел на сидящего рядом с ним кустаря. Тот тоже изменился. Одетый в новый лощеный халат, перетянутый в пруди широким кушаком из тяжелого шелка, он стал похожим на городского торговца. Лицо его пополнело, побелело, небольшая бородка была тщательно подстрижена и расчесана.
Арбасоз с довольной улыбкой следил за взглядом гостя.
— Спасибо твоему хозяину, научил разуму,— сказал он, оглаживая бородку.— Я теперь арбы делаю и скорее всех и дешевле всех; в запасе имею немало. Посмотри, все соседи помогают мне. Я им плачу по совести.
Григорий вспомнил прошлогодний мирный вид ба зарчика. Тогда кустари работали спокойно, чинно, с уважением прислушиваясь к наставительным речам
белобородых стариков. Те поучали их искусству и мудрости древних мастеров. Ни этих стариков, ни старика резчика не было видно. Григорий спросил о нем...
— А где тот старик резчик?
— Он в город ушел. Кому нужна его резьба. Теперь нужно, чтобы дешево было, скоро было. Я арбы продаю в Гурлян, в Ханки, даже в Хиву продал большую партию.—Арбасоз подробно рассказал гостю о планах своей работы. Он мечтал купить небольшой мотор, развернуть широкую работу по деревянным изделиям, потребным дехканам.
Григорий не заинтересовался делами кустаря и молча простился с ним.
— Хозяину привет передай,— сказал арбасоз, помогая ему сесть в седло.— Скажи: я добро помню.
Встреча с арбасозом оставила у Григория неприятный осадок. Она напомнила ему про пужевую контору. Волков только мимоходом коснулся этой небольшой кустарной мастерской, а какие глубокие последствия вызвал здесь его случайный интерес к арбам. Ловкий арбасоз умно воспользовался советом русского коммерсанта и заставил работать на себя всех кустарей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98