Он едва сумел с утра принять хлопок от десяти арбакешей-комиссионеров. Не больше принял приемщик Мешкова. Часть дехкан отказалась сдавать хлопок и уехала на другие заводы, остальных приказчик уговорил обождать, пока он съездит за хозяином.
Волков ткнул кулаком в спину своего нарядного маленького кучера-казаха, приказал ехать быстрее.
Взмыленный рысак влетел в ворота и неожиданно остановился в проезде. У ворот сбилось больше сотни арб, груженных хлопком. Вооруженный штуцером сторож Мешкова спорил с ними, требуя обождать прихода хозяина.
Волков громким голосом потребовал освободить дорогу. Дехкане покорно осадили лошадей.
Приказчик возмущенно ахнул, увидев наполовину пустой двор. Волков не стал слушать его сетований и велел кучеру подъехать к конторе завода.
В конторе, темной сырой комнате, где стояли три старых конторских стола и громоздкий шкаф, сидели Сыщеров и Мешков. Возбужденный разговор их умолк при входе Волкова.
Мешков, потный, расстроенный, обрадовался Волкову.
— Голубчик, Арсений Ефимович, вот кстати пришел!— воскликнул он, придвигая к нему стул.— Мы тут ума лишились с этими проклятыми арбакешами.
Мешков, поминутно отирая большим клетчатым платком лоснящееся от пота и жира лицо, плаксиво жаловался Волкову на упрямых дехкан.
— Они говорят: ты наш хлопок как хочешь назы вай—первый сорт, второй сорт — это дело твое, а цену плати правильную. Мне ведь надо принять еще триста тысяч пудов, а это значит, выкинуть им лишних полтораста тысяч рублей.
Сыщеров, подперев голову рукой, угрюмо слушал жалобы тестя. Широкая красная полоса — след от удара нагайкой — пересекала и без того некрасивое лицо зятя Мешкова.
Он остановил поток сетований тестя.
— Арсений Ефимович, по-моему, все это дело не миновало рук Абдурахманбая. Он сорвался на скупке законтрактованного вами хлопка, а теперь и мутит дехкан.
Волков пренебрежительно отмахнулся рукой.
— Ты что ж это, Иван Иванович, хивинца-то за дурака считаешь? Твой тесть вон о полтораста тысячах рублей плачется, а Абдурахманбай свои триста тысяч дехканам даром отдаст?
Он тяжело поднялся со стула, пошел к выходу. У порога Волков оглянулся на Мешкова и Сыщерова, те поднялись, чтобы идти вслед за ним. Волков остановил их.
— Вы уж подождите. Я поговорю сначала сам.
На широком заводском дворе осталось мало дехкан, мимо конторы к воротам медленно проезжали арба за арбой, груженные хлопком. У весов Мешкова не было ни одного дехканина. Только у амбара, где принимал приказчик Волкова, сгрудилось много арб.
Плотно застегнув пальто, Волков быстро пошел к своему приемному пункту. Мимоходом он заглянул в темное машинное отделение завода. Машинист, заметив силуэт человека, двинулся к дверям. Тот поспешил отойти.
Большая толпа ожидала у весов прихода Волкова,Дехкане молча расступились перед ним. Он всмотрелся в их лица. Только двое показались ему знакомыми — старик, больной трахомой, в серой грязной папахе, и дехканин с широкой открытой грудью. Оба они работали арбакешами, и он не раз видел их в своей гужевой конторе.
— Хозяин, не задерживай!— нетерпеливо крикнул пожилой дехканин, сидевший на груде мешков, сваленных у весов.
Волков в недоумении развел руками.
— Разве я вас задерживаю? Вот весы, а вот приемщик, сдавайте хлопок, получайте деньги...
— Ты плати по совести, тогда и сдадим,— крикнул тот же дехканин.
— По чьей совести, по вашей или по моей? Если по вашей, то у вас ее нет. Весной вы плакали, денег просили, а урожай сняли, платить неохота. Нехорошо, дехкане...
— А разве у тебя совесть есть, хозяин?— спросил старик, больной трахомой.— Ты за хороший хлопок, как за плохой платишь. Мы ведь и без того тебе на тридцать копеек дешевле базара сдаем.
Дехкане заговорили, перебивая друг друга. Они торопились высказать хорошо одетому, сытому русскому баю все свои обиды. Они упрекали его в обвешивании, в обсчете; рассказывали о тех отчислениях с каждого пуда сырца, которые брали с них поручители. Волков терпеливо слушал их жалобы на ростовщиков и лавочников, которые заставляли дехкан бесплатно работать на своих полях, пользовались их арбами и лошадьми, брали высокие проценты за поручительство. По подсчетам дехкан выходило, что они не только не получат прибыли от хорошего урожая хлопка, но еще задолжают своим поручителям большие деньги.
— Лучше бы нам голодать, чем брать у тебя задатки на посев,— с горечью сказал пожилой дехканин.—. Мы теперь не знаем, как нам снять с себя цепи, которые ты на нас наложил.
— Я не могу вам платить дороже других,— возразил Волков,— как все, так и я.
Старик засмеялся.
— В компании воров будь и сам вором.
Пожилой дехканин в рыжей папахе Сунул руку в мешок, вынул горсть сырца, протянул ее Волкову, прося определить его качество.
Глаза приказчика беспокойно забегали. Дехканин с силой толкнул его.
— Молчи, пусть хозяин сам скажет!
Толпа тесно окружила Волкова, следила за его движениями. Он долго нерешительно мял хлопок в руках, потом отодрал волокно от семечка, положил на рукав своего черного пальто. Хлопок был отборный, сухой, длинноволокнистый. На рынках Москвы хивинский хлопок ценился выше ферганского и бухарского на один рубль в пуде. Но правильно оценить хлопок — значит, нарушить стандарт, принятый всеми коммерсантами, значит, переплатить им не одну сотню тысяч рублей.
Волков искоса взглянул на приказчика, оттертого от него толпой. Тот нервно переступал с ноги на ногу и, заметив взгляд хозяина, словно невзначай поднял к шапке руку с отогнутым указательным пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98