Здесь все говорило о том, что властитель страны чувствует себя калифом на час, что он жадно торопится и хватает все, что можно. Из тех огромных средств, которые с помощью своры сановников и чиновников беспощадно выколачиваются с народа, хан ничего не дает на благоустройство города и страны.
Волков водил Григория смотреть мрачные зинданы — тюрьмы столицы, полные зловония, грязи, паразитов. Сотни несчастных узников с ногами в тяжелых деревянных колодках, прикованные за шею цепями к стенам, томились в темницах. Это все были важные государственные преступники, крестьяне, бунтовщики, восставшие против ханской власти. Ханский чиновник, ведавший тюрьмами, с опасением говорил, что число бунтовщиков все увеличивается, он рассказал, что время от времени хан приказывает уничтожать наиболее непокорных и выставлять их головы у городских ворот для устрашения.
Волков жалел заключенных, оделял их медными деньгами, лепешками. Он, не стесняясь чиновника, ругал хана за зверское отношение к арестантам.
— Они, конечно, его внутренние враги,— говорил он Григорию,— а он — хан, и поставлен у власти нашим государем. Но держать арестантов в таких темницах никак нельзя. Вот вернемся в Новый Ургенч, я ему подсыплю в статейке.
Григорий со стесненным сердцем смотрел на заключенных. В их блестящих глазах, в их худых истощенных лицах он не видел ни покорности, ни смирения, которых добивался хан.
Волков торопился. За один день они побывали у всех арбасозов и поздно ночью вернулись в Новый Ургенч.
Не вылезая из тарантаса, Волков подозвал конюха и тут же распорядился к рассвету оседлать лошадь для Григория.
— Поедешь к мастеру, которому мы заказали пятнадцать арб, Гриша. Посмотри, как идет работа, поторопи. Скажи ему, чтобы весь заказ был готов к сроку.
Неукротимая энергия Волкова поражала Григория, Он высказал ему свое удивление. Они сидели вдвоем в столовой и ужинали при колеблющемся свете свечи. Огромная тень Волкова, уродливо отраженная на стене, колыхалась от его порывистых движений.
Волков самодовольно улыбнулся, налил Григорию вина и чокнулся с ним.
— Эх, Гриша. Это Мешкову хорошо спокойно работать, у него завод, дело налаженное, только с умом его веди. А у меня пока все на ходу. Гужевое дело я не день, не два, а, может, два года обдумываю, и вот теперь пришло время его кончать. В жизни так всегда бывает, подошел случай кончать дело — не проворонь. А день потерял — все потерял. Это, брат, как на войне, все учти — и силу врага, и его слабые струнки. Знай хорошо его командиров — ученые ли они, как думают, как дома с женой разговаривают, характеры у них какие... В жизни, Гриша, надо быть, как кошка, умным, да вертким... А я дехкан лучше Шарифбая знаю... Я их знаю лучше, чем они сами себя... Мешает кто-то мне, все думается — не Саур это, и не Шарифбай, а кто — не пойму... Ну, все равно, если я этого дела не одолею, так мне только в станицу ехать, да собакам хвосты вязать.
Конюх на рассвете постучал в окно кабинета. Григорий быстро оделся и вышел. Холодноватый предутренний ветерок ранней осени приятно освежил его сонное лицо; оседланный конь, пофыркивая, стоял у крыльца. Григорий вскочил в седло и, выехав шагом за ворота, крупной рысью поскакал по дороге.
Бодрый и сильный конь быстро домчал Григория до знакомого базарчика.
Хотя солнце еще не вставало, но у кустарей шла горячая работа. Григория оглушил дробный стук десятков молотков, глухие удары топоров, шарканье рубанков. Кустари переходили из мастерской в мастерскую с не свойственной им живостью, сердито покрикивали на подручных мальчиков и медлительных стариков.
Арбасоз встретил Григория с большим почтением и попытался поддержать его под руки, когда тот слезал с седла. Он усадил Григория на нары, застланные ковром, и распорядился принести чай.
— Работаем, как нам приказывал хозяин,— сказал арбасоз, подавая Григорию пиалу чая.— Есть у нас такая пословица: «если прикажет отец — нарушь молитву, но сделай», а у мусульман, ты сам знаешь,— хозяин —второй отец.
Старик-резчик, строгавший рубанком сосновую доску, услышал и рассмеялся:
— И другая пословица есть: «хозяин-мастер отцом не будет». Мы работали во славу бога, чинно и пристойно, а теперь он торопит тебя, ты гонишь нас. Сегодня встали до рассвета и еще не пили чая. Какой же он отец?
Хозяину не понравилось замечание старика, он нахмурился.
— Эй, радоваться надо, работы много, а ты плачешь. Не хочешь — не работай, я тебя не неволю... Ворчит старик, держу его из жалости больше,— продолжал он, повернувшись к Григорию.— Резьбу теперь на арбах не делаем, кому она нужна. Нужно, чтобы прочно было...
Старик глубоко вздохнул, взялся за рубанок.
— А ведь я тебя ремеслу обучал... Резьба, конечно, никому теперь не нужна.— Деньги нужны.
Григорий сказал арбасозу о причине своего приезда. Тот вместо ответа повел его по мастерским..
Кустари не теряли времени даром. В дуканах плотники энергично тесали длинные спицы, доски для коробов, обделывали тяжелые бревноподобные оглобли. Кузнецы ковали болты, скрепы, резали железо для шин. Под присмотром молодого, угрюмого племянника хозяина группа плотников и кузнецов всаживала втулки в гнезда ступиц, натягивала шины на готовые колеса.
Обращаясь к Григорию, арбасоз угодливо сказал:
— Все, что видел,— расскажи хозяину. Все пятнадцать арб я ему в срок сдам, только пусть еще денег даст... Ох, умный твой хозяин. Я теперь всем говорю: «Арбы делаю дешево и быстро. Покупайте у меня».
Он показал Григорию штабеля леса, сложенного около его мастерской.
— У меня сухого леса на сотню арб. Спрос на него поднялся, он теперь в два раза дороже стоит, ко мне приезжают из города покупать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98