Елена равнодушно слушала похвалы. — Вы преувеличиваете, господа, я только дилетантка, но за комплименты благодарю. Она повернулась к Григорию.
— Давайте, сядем где-нибудь и поболтаем.
Они прошли в угол гостиной и сели в кресла у огромной финиковой пальмы.
— Как вы нашли мою игру, Гриша?
Григорий близко наклонился к Елене.
— Вы так хорошо играете, Елена, что просто не верится...
Елена смеясь прервала его:
— ...что я синий чулок?
— Нет, кроме шуток. Я люблю хорошую музыку. Музыка удивительно действует на меня. Мне хочется совершить какой-нибудь подвиг, сделать что-либо большое, огромное, достойное человечества. У меня тогда появляется самое бурное вдохновение. Это чувство я полностью испытал сегодня.
Елена взяла с подлокотника кресла руку Григория и пожала ее.
— Благодарю, я чувствую, что вы говорите это от
чистого сердца.
К ним подошел Андрей.
Григорий с досадой слушал снисходительные похвалы своего товарища, тот ничего не понимал в музыке! Григорию хотелось оборвать его, наговорить колкостей. Он с некоторым разочарованием слушал любезные ответы Елены, неужели ей приятны эти пустые пошлые
восторги?
Громкий голос Наты донесся до него. Она сидела в окружении дам и рассказывала о заграничных курортах.
— Ницца мне нравится гораздо больше Биаррица. В Биаррице слишком шумно... Вдвоем с папой мы побывали на всех заграничных курортах.
Прасковья Васильевна не могла удержать вздоха
зависти.
— Вам, конечно, куда вздумается, туда и поедете. А нам хоть бы в Ялту или Кисловодск.
— А в нынешний год куда едете, Ната?— спросила
жена Клингеля.
— Папа зовет меня в Ниццу, но я, наверное, отка-: жусь. Это лето я хочу провести дома.
Ната сидела, едва сдерживая негодование. Успех учительницы Клингеля был ее поражением. В один вечер эта девушка отняла у нее репутацию единственного талантливого музыканта колонии. Ната не могла не сознавать, что Елена действительно играла лучше ее. Но та ни разу не промолвилась, что знает музыку, а Ната не скрывала от нее даже своих интимных дел.
Она с подозрением смотрела на Елену, та оживленно разговаривала с Андреем и Григорием. Может быть, ей нравился Григорий, и это был ловкий маневр?
Жена Клингеля пригласила гостей к столу. Ната решительно поднялась с кресла и, твердо шагая, подошла к молодым людям.
Она подхватила Григория под руку.
— Гриша, пойдемте к столу.
В столовой был накрыт легкий ужин.
Жена Клингеля усадила молодых людей друг против друга.
Ната чокнулась с Григорием и, мелкими глотками торопливо выпив вино, вполголоса сказала:
— Гриша, не отставай, какой же ты мужчина. Она близко наклонилась к нему.
— Я сегодня на тебя ужасно зла...
— Извини, Ната, но я, кажется, ничем не мог рассердить тебя.
— А музыка? У меня не было ни желания, ни настроения играть сегодня. Но ты безмолвно попросил, и я села за рояль. Я ни в чем не могу отказать тебе и в результате блестяще провалилась.
Григорий попытался сказать, что она играла совсем неплохо.
Голос Григория звучал неуверенно. Ната заметила взгляд, брошенный им на Елену, и сердце ее сжалось от боли. Никогда еще он не нравился ей так, как в этот вечер.
Ната отрицательно качнула головой.
— Я сегодня играла очень плохо. Вот Елена Викторовна исполнила свой номер талантливо. Но я еще сегодня докажу тебе, Гриша, что я умею играть не хуже петербургской учительницы директора банка. После ужина ты проводишь меня домой, я буду играть для одного тебя. Хорошо?
Ната внезапно поймала на себе внимательный взгляд Татьяны Андреевны.
— Гриша, мы, кажется, неосторожно ведем себя,— шепотом предупредила она его. — Давай втянем в разговор Андрея и Елену Викторовну.
Она попросила Григория налить ей вина и потянулась через стол к Елене.
— Я хочу с вами выпить.
Григорий не слышал разговора девушек.. В голове у него шумело от выпитого вина. Он точно в тумане видел большой стол, с хмельными, громко разговаривающими гостями.
Его бывший хозяин не стесняясь ухаживал за женой Клингеля, она заразительно смеялась, откидываясь на спинку стула. Клингель угощал коньяком своего главного бухгалтера. Григорий услышал их разговор.
— Вы теперь, конечно, не станете отрицать наших успехов,— говорил Клингель.— Не станете секретно писать Правлению, что директор не способен управлять отделением...
Ната тронула Григория за локоть.
— О чем ты задумался, Гриша?
— О чем? Я смотрю на гостей и думаю: сколько коварства в вине. В начале вечера все были такие выдержанные, чинные, а выпили, и куда девался весь лоск. Каждый сейчас говорит то, чего в трезвом виде никогда не сказал бы.
Гости шумно вставали из-за стола. Жена Клингеля крикнула Нате:
— Сейчас будем танцевать, готовьтесь! Ната отказалась.
— У меня разболелась голова. Григорий Васильевич обещал проводить меня домой.
Они незаметно вышли в прихожую. Григорий помог Нате одеть пальто. Она крепко оперлась на его руку.
Невидимый в темноте кучер щелкнул кнутом и подал экипаж к подъезду.
Григорий помог Нате сесть. Она от первого толчка экипажа покачнулась и попала в объятия Григория. Он крепко сжал ее.
— Гриша, я хочу много, много говорить с тобой. Она взяла обеими руками его голову и сказала на ухо:
— Ты слезешь у ворот и пойдешь вдоль стены до моего окна, я буду ждать тебя.
— А не будет поздно, Ната?
— О, глупый мальчик! Ты любишь меня?
— Больше жизни!
— Тогда зачем упоминать о времени. У любви одни часы — желанье.
Экипаж остановился у ворот. Григорий вылез и быстро пошел вдоль заводской стены.
Высокое окно голубой комнаты было слабо освещено, за ним смутно виднелся силуэт человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98