..
Андрей улыбнулся одними углами рта.
— Он и Ната говорят, будто я одним своим присутствием могу воздействовать на рабочих... Но я сам боюсь забастовки, от страха даже плохо сплю по ночам... Гриша, неужели у меня вид авторитетней, чем у отца или Сыщерова?
Григорий оглядел своего товарища — его хилую фигуру с бесцветными глазами, угристым лицом. Он был жалок рядом с налитым кровью широколицым кривоногим Сыщеровым или тучным слонообразным Мешковым-отцом. Почему же они обманывают Андрея? — Андрей, они говорят неправду, но я не могу понять причины обмана...
Андрей рассеянно кивнул головой и, слабо пожав руку товарища, ушел.
Григорий торопливо разорвал конверт, вынул из него листок плотной бумаги, развернул.
«Гриша, я нездорова, жду сейчас же после занятия на обычном месте. Ната».
Он взглянул на часы. До конца занятий оставалось больше тридцати минут. Григорий наклонился над бумагой, но мысли его были далеко. Три дня он не встречался с Натой. Не будучи в силах перебороть сомнений, зароненные Волковым, он не решался и на объяснения с Натой. Потеряв всякую уверенность в ее любви, он старался подавить свое, как ему казалось, глубокое чувство к ней. Встреча с Натой должна была выяснить их отношения...
Григорий с трудом дождался отъезда директора из банка. Его отъезд возвещал конец занятиям. Он торопливо сложил свои бумаги в стол и, на ходу надевая пальто, быстро пошел на место их обычного свидания. Он издалека увидел Нату. Она сидела на карагачевом бревне и, низко наклонив голову, чертила концом зонта по земле. На шум шагов Григория она подняла
голову.
Григорий поразился ее лицу: оно было бледно, глаза провалились, под ними лежала синяя тень. Он бросился к ней. Все его сомнения исчезли от одного взгляда на измученное лицо девушки. Нужно ли более яркое доказательство ее искренности, ее любви к нему? Раскаяние охватило его. Он, как было обычно при их встречах, обнял ее и хотел поцеловать.
Ната резким движением высвободилась из его объятий.
— Почему ты не появлялся три дня?—сухо спросила она.
Григорий побоялся причинить ей еще большее страдание и не посмел сказать правды. Она, конечно, никогда не простила бы ему недостойных подозрений. Он заговорил о большой подготовительной работе к сезону, которую ему пришлось проделать за эти три дня.
— До хлопкового сезона времени еще два месяца,— недоверчиво сказала Ната.— Но... это не в связи с закупкой пшеницы?
Григорий утвердительно кивнул головой. Он не остановился перед ложью, лишь бы увидеть на ее осунувшемся лице прежнюю улыбку.
Сухое выражение лица Наты слегка смягчилось. Она подвинулась, очищая ему место рядом с собой. Сказала обиженно:
— Ты отнесся ко мне так пренебрежительно. Ведь об этом можно было сообщить мне хотя бы запиской... А что именно ты делал?
— Клингель велел высчитать потребность населения в пшенице. Чтобы это узнать, мне пришлось статистические сведения составлять самому.
Ната внезапно притянула к себе Григория и крепко поцеловала.
— Прости. Гриша, за сомнения, мне было очень тяжело все эти дни. Но теперь я не сержусь. За таким делом, действительно, можно забыть о любви. Ты знаешь, папа тоже беспокоится. Он недавно говорит мне:. «Наточка, осенью дехканам может не хватить хлеба». Папа закупает в Оренбурге через банк много пшеницы... Как ты высчитал потребный завоз?
У Григория отлегло от души. Он подробно рассказал ей о способе исчисления.
Лицо Наты приняло озабоченное деловое выражение, которое раньше так забавляло Григория.
— Гриша, но ведь пшеницы могут завести больше потребности, тогда она упадет в цене. Папа вкладывает много денег в эту операцию, и я начинаю бояться за него. А вдруг и Волков ее завезет? Ведь на этом и он, и папа могут потерпеть большие убытки. Ты, конечно, знаешь, сколько завозит Волков?
Неприятное чувство овладело Григорием. Интерес Наты к делам банка возбудил в нем прежние сомнения.
Он с трудом подавил неприятное чувство, ласково обнял девушку.
— Ната, оставим этот деловой разговор. Я так соскучился о тебе за эти три дня...
Ната взяла его за руку.
— Твоя откровенность, Гриша, только докажет любовь ко мне, заставит забыть все сомнения.
— О делах Волкова я ничего не могу говорить,— сказал Григорий.— Я когда-то был неосторожен в разговоре с тобой. Это причинило мне много неприятностей. Честь служащего — мое единственное богатство. Я должен быть осторожен в деловых разговорах.
Ната отодвинулась от него. Лицо ее приняло неприязненное выражение.
— Должен быть осторожен,— передразнила она.— Ты считаешь, что честь девушки, которая доверилась тебе, ниже чести служащего.
Григорий качнул головой.
— Это неверно, Ната,—спокойно сказал он.— Ради твоей чести готов пожертвовать многим. Но сохранение секретов банка никак не задевает тебя.
— Разве я говорю об этом? Я только сравниваю. Ты, ради интересов банка, ради сохранения своей репутации, готов рассориться со мной. Но ты никогда не заботился так о моей репутации. Я просила тебя в тот вечер быть осторожным...
— Ни один человек не знает о наших отношениях. Ната с нескрываемой ненавистью смотрела на Григория.
— Не разыгрывай из себя невинного мальчика,— топнув ногой, закричала она.— Никакая сплетня не может пристать ко мне, я выше сплетен. Но ты поступил гнусно, гадко. Ты не мог зайти в аптекарский магазин и теперь я... беременна...— Она отвернулась от него, низко опустила голову.
Григорий несколько мгновений сидел неподвижно. Он понял причину нервозности Наты и почувствовал к ней глубокую жалость.
— Ната, я честный человек, тебе не придется краснеть за свою репутацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98