На этот вечер из Хивы приехал его брат.— сановник хана.
Единственной обязанностью этого важного, напыщенного сановника было пополнение ханского гарема. Он рассылал по ханству десятки опытных старух-сводниц искать красивых девушек и женщин. Арбы, на которых разъезжали старухи, дехкане называли черными, их появление приносило несчастье. По одному слову сводниц хакимы отнимали у отцов их дочерей, у мужей их жен.
Братья совместно владели двумя крупными поместьями с тремя хлопкоочистительными заводами. Они были известны в ханстве под именем бакал-бакалейщи-ков. Это прозвище, как родимое пятно, переходило из поколения в поколение, доставляя много огорчений феодальной сановной семье. Но в их роду не было торговцев бакалеей. Пращур оакаловых содержал крупную воровскую шайку. Дело было поставлено солидно. Шайка орудовала не только в городах хивинского ханства, но и в соседней Бухаре. Вся добыча сбывалась в лавочках, где для вида лежала бакалея. По этим лавочкам пращура братьев, богобоязненного мусульманина, дважды посетившего Мекку, и прозвали бакалом. Прадед и дед Абдурахманбая были приближены к ханскому двору и занимали крупные должности визирей. Отец их был главным караванбаши ханства — министром путей сообщения.
О вечере у Абдурахманбая в Новом Ургенче говорили давно. Он каждый год по окончании сезона устраивал у себя торжественные приемы русских жителей колонии. На эти приемы приглашались крупные русские и хивинские коммерсанты, представители российских и иностранных фирм, с которыми был связан Абдурахманбай.
Клингель предложил Григорию сопровождать его.
— Я получил и для вас приглашение,— сказал он.— Говорят, брат Абдурахманбая не знает русского языка, а мне нужно с ним поговорить. Кстати, повеселитесь.
Прищурясь, оглядел костюм Григория.
— Одеться нужно, конечно, получше.
Григорий охотно собирался на вечер, надеясь встретиться там с Натой. Вместе с Клингелем и его женой в экипаже, присланном Волковым, он поехал к Абдурахманбаю.
Два сильных жеребца с трудом вытягивали колеса экипажа из грязи.
Стоял конец декабря, но холодов не было. Почти ежедневно шел дождь вперемешку с мокрым снегом. Лессовая почва размякла: в густой грязи ломали ноги верблюды, часто застревали и гибли тонконогие ишаки.
Клингель с увлечением рассказывал жене и Григорию о работе банка и с восхищением говорил о Волкове, с которым близко подружился после удачного окончания дела с арбакешами. Клингель вспоминал его своеобразный простецкий язык, меткие словечки, с удовольствием повторял его вольные шуточки. Дело с арбакешами он назвал умной коммерческой операцией и одобрял передачу его Шарифбаю.
Григорий знал, чем было вызвано восхищение Клин-геля. В недрах банка в строжайшем секрете подготовлялся большой проект кредитования операции Волкова по закупке хлопка.
В коммерческих кругах ходили неясные слухи, что Волков при поддержке банка намеревается выступить в будущем сезоне на хлопковом рынке. Солидные коммерсанты не верили этим слухам. Волков не имел твердых имущественных гарантий кредита. Сомнительные операции с перевозкой почты и с гужевой конторой создали недоверчивое отношение к Волкову. На хлопковом рынке Волков встретился бы с серьезной конку» ренцией старых промышленников. При равных условиях дехкане отдали бы предпочтение коммерсантам, издавна связанным с ними.
Загородный дом Абдурахманбая был иллюминирован. По всему фасаду здания ярко горели плошки. Они были установлены на карнизах и на подоконниках, во всех углублениях и выступах огромного дома хлопкоза-водчика.
Толпы дехкан и горожан молча смотрели на залитый светом дом веселившегося богача.
Абдурахманбай, поскрипывая сафьяновыми сапогами, вышел в прихожую навстречу Клингелю и его жене. Он любезно пожал им руки и снисходительно кивнул Григорию.
— Мой брат вас ждет,— сказал Абдурахманбай Клингелю и пригласил гостей в комнаты.
В большом зале, где генерал Гнилицкий недавно принимал посетителей, сдержанно гудела толпа гостей. Тут был весь коммерческий мир ханства. Владельцы маслобойных, хлопкоочистительных и кожевенных заводов, представители русских и иностранных компаний, крупные торговцы-оптовики. Среди черных визиток и белых манишек европейцев и черных папах хивинцев пестрели халаты и чалмы бухарцев, афганцев из Пешавара; блестело серебро погон и пуговиц русских чиновников из Петро-Александровска.
Огромный, богато сервированный стол сверкал хрусталем ваз и серебром чайных приборов. Слуги под присмотром строгого родственника хозяина разносили гостям чай.
Абдурахманбай, поручив своему родственнику заботу о жене Клингеля, увел директора банка и Григория в свой кабинет.
Тучный, важный старик в зеленом халате, с орденом белого орла на груди, сделал несколько шагов навстречу Клингелю. Пожав ему руку, старик с восточной любезностью справился о здоровье его самого, жены, дочери, о благополучии дома и в делах.
Клингель, которому Григорий поспешно перевел любезности брата Абдурахманбая, с такой же преувеличенной вежливостью ответил на приветствие.
Григорий не перевел вопросов своего директора о здоровье новой молодой жены сановники и его красавиц-дочерей. Этого не допускал восточный этикет.
Старик одобрительно взглянул на Григория и, улыбаясь, сказал Клингелю на хорошем русском языке.
— Ваш переводчик отлично знает наши обычаи. А теперь давайте говорить по-русски.
Они опустились в кресла.
— Я хотел поговорить с вами совершенно конфиденциально,— сказал Клингель, закурив папиросу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98