Вслух говорили, что и телеграммы банка сочинялись Волковым и Клин-гелем.
Группа коммерсантов обратилась в Правление банка с жалобой на Клингеля. Они обвиняли его в намеренном обмане их подложными телеграммами, в спекуляции хлопком совместно с Волковым.
Правление банка переслало жалобу промышленников своему директору и потребовало от него объяснений. Родственник Клингеля, член правления банка, сообщил ему о назначении ревизии.
Жалоба коммерсантов озлобила Клингеля, он возмущенно рассказывал о ней Волкову.
— Подумай только, какая подлость!— говорил он своему компаньону.— Ведь не я же сам показывал им эти подложные телеграммы, они тайком покупали их у телеграфиста, а теперь винят меня.
Он потребовал от промышленников или немедленного погашения выданных ссуд или взноса разницы между последними ценами рынка и теми спекулятивными, по которым они закладывали сырец. Он угрожал подачей к взысканию, протестами векселей.
Рыжий родственник Волкова, инициатор жалобы, первый пал жертвой гнева Клингеля. Для погашения своей задолженности банку он вынужден был продать свой дом, свои земли и, окончательно разоренный, проклиная Волкова, уехал с семьей в Ташкент.
Мешков и Сыщеров также получили требование банка о взносе разницы между первоначальной и последней оценкой заложенного хлопка. Они вместе приехали в банк.
Обычно вежливый и корректный, Клингель на этот раз принял их сухо.
— Мы с просьбицей, Самуил Федорович,— сказал Мешков, тяжело опускаясь в кресло. Его огромный живот мягко лег на колени.
— Прижимаете вы нас, Самуил Федорович,— сопя и вздыхая, продолжал Мешков.— С хлопком у нас, сами знаете, плохо. Купили дорого, а запродали дешево, в дороге он к тому же. Чем же это нам теперь разницу банку платить?
— Я готов согласиться на дополнительное обеспечение,— сказал Клингель после некоторого размышления.— Но что вы мне можете предложить?
Мешков развел руками. Предложить ему было нечего, кроме завода или плантации, но банк не брал в залог недвижимости.
Лицо Клингеля выразило сочувственное внимание, когда Мешков откровенно рассказал ему о положении своих дел.
— Не мы одни, и Волков, ваш самый большой клиент, тоже попал на хлопке,— говорил Мешков.— Он ведь купил хлопка побольше нас, как он с вами разделается, уж и не знаем...
Клингель не выдержал, рассмеялся.
— Напрасно вы о нем беспокоитесь, господа. Господин Волков прекрасно заработал на повышении цен. Говорят, что это дало ему около миллиона рублей.
Сыщеров присунулся к столу, его огромные руки с длинными узловатыми пальцами судорожно сцепились. Он, заикаясь, спросил:
— П... п... позвольте, как же это заработал? Ведь он тоже покупал?
Клингель засмеялся еще сильнее, выражение сухости и официальности слетело с его лица. Он смотрел ласково и добро на растерянных коммерсантов.
— Господин Волков купил весь хлопок до подъема цен и купил много больше того, что ему было нужно по договору с банком. Банк потребовал от него погашения кредита. А Волков умело использовал настроение рынка и очень выгодно продал свои излишки. Он никак не мог пострадать, это неверные слухи, господа. Коммерсант не должен верить слухам, коммерсант должен быть трезвым политиком.
Ни тесгь, ни зять не поняли сразу, что они, как и многие коммерсанты, стали жертвой аферы Волкова,
поддержанного банком, что они покупали по бешеным ценам хлопок, принадлежащий именно Волкову.
Наставительный тон директора банка взорвал Мешкова.
— Все разорились, а Волков нет. Это... жульниче-ство, это обман, это...— Мешков задыхался от ярости.
Клингель перестал улыбаться, лицо его приняло прежнее официальное выражение, но он ни слова не ответил на брань, которой Мешков осыпал Волкова. Торжество Клингеля было полное. Ни один крупный коммерсант не избежал спекулятивной горячки, все они теперь были прочно связаны с Русско-Азиатским банком, все их предприятия, весь рынок хлопка поступал под контроль банка. Банк стал полным хозяином их заводов, их плантаций. Клингель уже подбирал для всех своих должников подконтрольных банку бухгалтеров, доверенных лиц, управляющих.
Сыщеров стоял перед столом директора, сжимая кулаки, огромные, как у мясника — убийцы скота. Он еще не знал размеров убытков торгового дома «Мешков и Сыщеров», но предчувствие говорило ему о неизбежности разорения фирмы. Столько энергии он вложил за пять лет службы у Мешкова, добиваясь его доверия. Ради завода, ради этого, ему казалось, прочного дела, он женился на потерявшей честь дочери Мешкова, вместе с ней травил Андрея... Надо было попытаться спасти хотя бы завод...
Мешков, утомленный вспышкой гнева, теперь сидел бессильный, покорный.
Молчание тестя и зятя наскучило Клингелю, он сухо спросил Мешкова, как он полагает дополнительно обеспечить ссуду.
— Может быть, вы все-таки возьмете в залог завод, Самуил Федорович,— нерешительно предложил Сыщеров.
Клингель отказался.
— Не могу. Какие-то нечистоплотные люди написали на меня глупый донос, я жду ревизии. Я бы рекомендовал вам обратиться к Волкову Арсению Ефимовичу. Он теперь имеет большие и совершенно свободные средства.
Сыщеров поднял с кресла окончательно обессилевшего тестя, не прощаясь с Клингелем, они вышли из кабинета.
В коридоре их догнал Кисляков.
— Одну минутку, господа, я до сих пор не записал вас членами потребительского общества. На днях выборы правления. Пожалуйста, это будет стоить всего сорок два рубля...
Сыщеров зло взглянул на него.
— Иди ты к черту со своим дурацким потребительским обществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98