— Кто вы такой?
— Зять Мешкова, Сыщеров, ваше превосходительство,— почтительно кланяясь, ответил тот.
— А-а, это у вас я был на свадьбе, помню, помню..,
Я выслал из Хивы двух ханских министров... Но главная причина волнения—это, конечно, реформы великого визиря, на этот счет я уже договорился с его высочеством. Но, господа, надо бы и вам более осмотрительно, и я б сказал осторожно, работать с дехканами, избегать резких методов наживы. Хивинский крестьянин, знаете, плохо понимает законы коммерции и, неся убытки от своего плохого хозяйствования, склонен, конечно, не* справедливо обвинять в трудностях жизни коммерсантов... Уверяю вас, мне часто приходится принимать особые меры для разряжения недовольства дехкан.
— Извините, Владимир Павлович,— сказал Волков,— но из ваших слов можно подумать, что мы тоже в чем-то виноваты. А виноват хан и его чиновники... А потом и другую причину вам скажу, наедине...
Генерал пристально поглядел в желтые хитрые глаза Волкова, потом, повернувшись к Клингелю, протянул ему вскрытое письмо.
— В Петро-Александровской почтово-телеграфной конторе случайно обнаружена вот эта пасквильная статья. Ее написал ваш служащий. Я думаю, что вы откажетесь от его услуг, со своей стороны я приму меры к его изоляции...
Клингель схватил письмо, нервно выдернул из конверта статью и взглянул на подпись. Лицо его налилось кровью: под статьей стояла подпись Григория. Он молча показал Волкову на подпись.
Генерал не дал Волкову прочесть статьи, повел его в другую комнату.
Он плотно закрыл за собой дверь, защелкнул ее на замок и остановился против Волкова.
— Ну, станишник, выкладывай.
— Помните, Владимир Павлович, два месяца назад в Хиву к хану приезжал из Ташкента начальник охранного отделения?
—Ну, помню, он приезжал для переговоров с ханом об учреждении в ханстве районного охранного отделения. Волков покачал головой.
— Только ли за этим, Владимир Павлович? Он приезжал, чтобы секретно расследовать вашу работу. Вот прочтите-ка, что против вас показал хан...
Волков вынул из кармана вчетверо сложенный большой лист бумаги и подал Гнилицкому. Не отрывая глаз
от бумаги, генерал подвинул к себе кресло и опустился в него. Волков встал позади и, облокотившись на спинку, через плечо генерала читал знакомые строчки. Эту бумагу он добыл от переводчика хана за крупную сумму, но Волков в таких случаях никогда не жалел денег.
«Объяснения хана хивинского Сеид-Багадур Асфен-дьяр-Хана, данные начальнику Туркестанского районного охранного отделения на аудиенции в г. Хиве 15 и 16-го октября. Многие восстания в моем ханстве были направлены не против меня, а против моего великого визиря, который, нарушая законы ислама, с согласия министров великого белого царя, начал проводить в моем ханстве реформы. А все вооруженные выступления против меня являлись результатом постоянного возбуждения из личных выгод генералом Гнилицким населения, то при помощи моих некоторых сановников, то при помощи туркменских вождей.
Но если бы генерал Гнилицкий желал бы предотвратить народные бунты, то не было бы никаких беспорядков.
Мой министр Мадвафа Бакалоз, вскоре после приезда в ханство генерала Гнилицкого, доложил мне, что генерал желает получить выгоду от своего пребывания в г. Хиве, куда он прибыл для усмирения бунтовщиков. Так как я считал генерала Гнилицкого представителем Туркестанского генерал-губернатора, то я сказал, что все его желания готов удовлетворить с удовольствием.
Все произведенные мною выдачи генералу Гнилии-кому происходили в те моменты, когда в ханстве возникали беспорядки. Они записаны у меня без обозначения точного времени этих выдач. Я продиктую вам их в том виде, как это отмечено в моих записях.
Выдано генералу Гнилицкому в начале года через
министра Бакалова 5000 рублей.
Еще раз через него же 5000 рублей.
После возвращения генерала из Ташкента через
начальника диван-хане 5000 рублей.
Потом лично я дал ему через десять дней 50000 рублей.
Вследствие доклада Бакалова о желании генерала получить от меня лошадь, я приказал показать ему всех моих лошадей. Он взял себе двух лошадей, 1000 рублей.
Для себя и жены он взял у меня две шубы и бриллиантовые серьги 8000 рублей.
Потом мой министр сказал, что генерал не удовлетворяется мелкими суммами и желает получить больше сразу. Я вручил ему 20000 рублей. Затем он вновь через брата Бакалова Абдурахманбая напомнил мне о желании иметь выгоду от своего пребывания в Хиве и получил 30000 рублей».
Генерал перестал читать длинный список, спокойно посмотрел на часы.
— Уже девять!—Он неприятно поморщился.—Поздно, уже поздно...
— Почему поздно, Владимир Павлович?—недоумевая, спросил Волков. Генерал встал с кресла.
— Скоро узнаешь... Если бы я имел это показание час назад, я бы сумел одного болвана заменить другим.
Он не договорил, аккуратно сложив бумагу, спрятал ее в карман.
— Ты не возражаешь, Арсений Ефимович?
— У меня есть копия...
Генерал засмеялся, похлопал Волкова по плечу.
— Предусмотрительный! Эх, станишник, брал я, не отказываюсь, но не все же себе.
Он расстегнул пуговицу мундира, достал из внутреннего кармана бумажник.
— Вот, смотри, квитанции почтово-телеграфной конторы. Читай: «Туркестанскому генерал-губернатору Мартсону десять тысяч рублей». «Военному губернатору Сыр-Дарьинской области генералу Галкину пять тысяч рублей». И еще есть... Вот прочитай-ка справку твоего директора банка.
«Восемнадцатого августа от хана хивинского переведено г-же Сухомиловой сорок тысяч рублей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98