В ее чистеньком будуарчике было все голубого цвета— и потолок, и пол, и стены. На голубой кровати лежало голубое одеяло, на полу — голубой иранский ковер. Григорий подивился причуде молодой девушки.
Ната внимательно следила за выражением его лица.
— Не правда ли, оригинально? Это я сейчас же после института устроила. Тогда мне жизнь казалась голубой, как мои мечты, как небо.
— А это не утомительно, Ната?— осторожно спросил Григорий.— Я бы предпочел иметь в комнате и другие цвета.
Он подошел к окну, оно выходило на берег канала, густо заросшего кустарником и камышом.
— Хорошо у вас здесь,— сказал он, любуясь яркой зеленью и синей далью.— Можно часами бездумно сидеть у окна.
Ната улыбнулась.
— Я рада, что хоть это вам понравилось... Она предложила ему сесть рядом с собою на низенькую голубую кушетку.
— Тогда, на озере, вы прервали ваш рассказ, Гриша. Расскажите мне что-нибудь о себе...— Она засмеялась.— Ну, например, про ваши увлеченья. У вас их, вероятно, было немало.
Его увлеченья? Григорий улыбнулся... Когда он учился в шестом классе, у него было одно увлеченье. Ему очень нравилась сестра товарища, гимназистка восьмого класса. Григорий почти год ухаживал за ней. Он томился безнадежной любовью, писал ей робкие стихи, носил цветы. А потом узнал, что она смеялась над ним вместе со студентом, которого любила, а его стихи и цветы отдавала горничной... С тех пор Григорий закалил свое сердце, стал иронически относиться к женщинам. Он решил, что женщина должна быть другом мужчины и его ближайшим помощником, но мужчина должен ревниво охранять свою независимость... С тех пор Григорий сторонился женщин, он полюбил дальние прогулки, хорошие книги и занятия восточными языками.
Ната слушала Григория с чуть заметной гримаской, выражавшей скуку. Она со вздохом сказала ему:
— Я ведь тоже читаю, Гриша. Но книги, книги, книги, а где же жизнь? Вон Андрюша, он так просто разрешает жизненные вопросы. Он увлекается, любит, разочаровывается, снова увлекается. От меня он ничего не скрывает. Правда, я не была бы способна так
быстро менять свои симпатии. Теперь он увлекается гувернанткой Клингеля. Она прехорошенькая, но слишком суха, настоящий синий чулок...
Андрей вошел в комнату при последних словах сестры.
— Это Лена — синий чулок?— спросил он.— Ты ошибаешься, Ната. У каждого синего чулка есть живое сердце, надо только суметь добраться до него. А там чулок спадет сам собой.
Андрей громко захохотал, довольный своей двусмысленной шуткой.
Григорий с удивлением глядел на товарища:
— Ты стал циником, Андрей. Я за тобой таких талантов не знал... Ты помнишь, как, оставив пальто, фуражку и галоши, ты убегал от поцелуя, которым во время игры в фанты тебя должна была наградить моя кузина.
— Во-первых, мне тогда было всего шестнадцать лет,— ответил Андрей.— Ведь и ты был не лучше, не храбрее меня. Но Новый Ургенч тебя переделает. Ты здесь за книги не спрячешься, тебя разыщут, влюбят в себя — разум потеряешь... Вот я про тебя насплетничаю...
Он подмигнул сестре.
— Ната, имей в виду, Гриша в гимназии считался лучшим танцором, но танцевал только из-под палки, когда грозили сбавить балл за поведение. Ангажируй его на все танцы.
Ната радостно захлопала в ладоши, ее припухшие темные веки широко раскрылись:
— Вот хорошо! А я то думала: «он такой ученый, начитанный, умный — не подступись». Танцор! Вот хорошо!
Она подхватила Григория под руку:
— Теперь пойдемте пить чай...
Ната, идя по коридору, наклонилась к уху Григория.
— У... бесстыдник, забыл про меня и разделся... Я вас видела, как Ева Адама до грехопаденья..,
Григорий покраснел, отвел глаза в сторону. Ната сжала его локоть.
— Совсем барышня шестнадцати лет! За это вы будете на вечерах со мной без конца танцевать.
Григорий возвращался домой, улыбаясь. Ему все
больше нравились и Андрей, и его сестра. Он умилился, вспоминая об их сердечном отношении к нему. Там, в больших городах, богатые люди не принимают в своих домах таких, как он, ничтожных конторщиков. Там свысока относятся ко всем, кто недостаточно хорошо одет. Правда, здесь, в колонии, каждый приезжий на счету, к тому же он товарищ Андрея. Широкая улыбка осветила лицо Григория, когда он подумал о Нате. Он, кажется, ей не совсем противен. Славная девушка, но чуть легкомысленна.
Грохот железа и громкая песня арбакеша не нару-шали приятных мыслей Григория.
Он легко и бодро шагал позади арбы, груженной шинным железом...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
За последние дни Волков развил большую энергию, торопясь обеспечить арбами свою гужевую контору. Вдвоем с Григорием они ежедневно до света садились в тарантас и отправлялись в окрестности в поисках арбасозов. За короткое время они объехали всех кустарей округа.
Волков подолгу беседовал с мастерами, живо интересовался их делами, учил их пользоваться новыми материалами. Почти каждому арбасозу он заказывал по одной-две арбы.
— Это образец,— пояснил он.— Хорошо сделаешь, я тебе сотню арб закажу, мне их надо до тысячи.
От арбасозов Волков требовал, чтобы они непременно обтягивали ободья колес шинами, а не обивали их гвоздями с широкими шляпками. Стоимость арб он уплачивал полностью вперед.
В поисках арбасозов Волков и Григорий проехали в главный город ханства — Хиву.
Эта поездка произвела на Григория неизгладимое впечатление. Хива, со своими огромными пустырями, полуразрушенными постройками, старыми кладбищами, имела вид заброшенного города. Большие, украшенные голубыми изразцами мечети, медресе, минареты и дворцы ханов только подчеркивали убогость города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98