.. Зачем это...» — Володька медленно приподнял голову.
Он увидел уходящий вниз склон громадной дюны, в конце которой извилисто тянулись два ряда колючей проволоки. Слева и справа от Володьки неподвижно распластались люди. Они лежали в разных позах, словно мгновенный сон свалил их на бегу и бросил на песок вот так — с неловко вывернутыми ногами, на бок, на живот, лицами в землю. Некоторые распростерлись на спинах, раскидав руки и подставив небу тяжело дышащие груди...
На самом краю дюны стоял одинокий лейтенант и, обернувшись назад, к лежащим, громко кричал:
— Ро-о-ота-а-а... Впере-е-ед!!... Впере-е-ед!!..
Голос его, отчаянный и слабый, прокатывался над дю-нами и затухал в песчаном море, над которым звенели жа-воронки и неподвижно стояло красное солнце...
— Ро-о-ота-а..!
Лейтенант выхватил из кобуры пистолет и взметнул его над головой. На синем небе вырисовался изогнутый в стре-ительном порыве черный силуэт. Раздался выстрел.
— За Родину-у-у... Ура-а-а!!
Лейтенант, не оглядываясь, бросился вниз, сапогами зарываясь в песок и падая на колени.
— За Родину-у-у...
Что-то перехватило горло Володьки. Он видел, как медленно, поднимаясь и снова падая, одиноко бежит человек, Солнце вдруг отодвинулось и стало маленькой желтой звездой. Зеленый стебель травы качнулся под ветром у его глаз. Восторг и счастье охватили Володьку. Он с трудом встал на ноги и, сжимая винтовку, сунул штык вперед, риплым голосом подхватил:
— Ура-а-а!!..
Где-то сбоку дружно ударили деревянные трещотки пулеметов. Многоголосый крик покатился над дюнами. Густая человеческая цепь понеслась под откос, навстречу прибли-кающимся рядам койючей проволоки. Люди бежали уже не в силах остановиться. Тяжесть разогнутых тел и амуниции неудержимо тянула вперед, заставляя перепрыгивать через ямы, с ходу врезаться в песчаные сугробы... Они бежали, в яростном крике раскрыв рты и удерживая в скользких пальцах деревянные винтовки.
Володька видел небо, по которому чертил зигзаги его черный штык. Только развернувшаяся у ног пропасть мог-ла оборвать накат пропыленных жарких человеческих тел, орущих сорванными голосами. Но и тогда Володька, не задумываясь, прыгнул бы в черную пустоту и, ударяясь о камни, разбивая в кровь ребра и голову, продолжал бы
кричать, до боли в руках сжимая обломок своей винтовки...
Два ряда проволоки надвигались на людей. Уже можно было различить тонкие нити, унизанные шипами, и вкопанные столбы. Казалось, что перед несущейся лавиной расставили приземистую железную сеть, сколоченную из бревен, крепких гвоздей и ржавых колючек. Молчаливая, изогнутая пилой, она настороженно вытянулась вдоль дюн, в наклонном движении вперед, словно поддавшись навстречу катящемуся потоку.
Не замедляя бег, Володька невольно сжался, продолжая кричать протяжное «ура-а-а!» Но вперед, обгоняя Володьку и лейтенанта, выбежал Ворсин. Он с ходу ударился об вкопанный столб и повалил его тяжестью тела. Подоспевшие охватили столб руками и вырвали его из земли, наотмашь бросили в песок. Володька, чувствуя, как что-то цепко дернуло на нем гимнастерку, рванул руками железную нить... Кругом раздавался скрежет выворачиваемых столбов, звон лопающейся проволоки. В воздухе засверкали саперные лопатки. Они кромсали железо, и оно, взвизгивая, пружинисто взлетало над головами, падало под ноги, сплетаясь в колючие клубки...
А потом все, и лейтенант тоже, лежали на склоне дюны, вспоминали, как орали они сумасшедшими голосами, смеялись над собой и разглядывали дыры на гимнастерках и разодранные ладони.
Затем шли домой — усталые, грязные, без песни. И всю дорогу говорили друг с другом, рассказывали всякие случаи, хохотали над шутками, и всем казалось, что только сегодня они и перезнакомились.
А когда входили в городок, подтянулись и, согласованно грохая ботинками, грянули песню пересохшими глотками. Лейтенант поправил портупею, отбросив за спину кобуру, и молодцевато зашагал сбоку колонны, легко опуская подошвы хромовых сапог на округлые спины булыжников...
У будки стоял старослужащий боец, от загара черный, как цыган, он поднял полосатый шлагбаум и поднес кончики пальцев к лихо сдвинутой на лоб выгоревшей пилотке.
А на другой день выдали настоящие винтовки! ...Кажется, еще недавно Володька без всякой причины в свободное время бегал в здание полкового штаба. Здесь, минуя дневального у входа, он медленно шел по пустынному и гулкому коридору, выбеленному известкой. За дверь-
и слышался треск пишущих машинок, голоса, да изредка ыскакивал кто-нибудь из командиров или озабоченный исарь.Володька с бьющимся сердцем приближался к тому концу коридора, где стены раздвигались, образуя небольшое помещение с одним широким окном. Еще не доходя несколько шагов, Володька прижимал ладони к карманам брюк, разворачивал голову вправо и начинал печатать шаг по гулким доскам пола.
Он не имел права останавливаться. Тут, озаренный светом из окна, Стоял каменно-молчаливый часовой. На поясе у него висел тяжелый подсумок с патронами, рукой он сжимал винтовку с примкнутым трехгранным штыком.
Володька подбрасывал пальцы к виску и впивался глазами в алый бархат знамени, спадающий крупными склад-ками за спиной неподвижного часового. Тускло сверкали золотые изломы букв, и торжественная тишина вдруг озарялась для Володьки мгновенной сабельной вспышкой ни-келированного навершия, а безмолвие коридора пронзали боевые трубы, ржание обезумевших лошадей и грохот ко-лес зеленых тачанок... Выдали настоящие винтовки!
Вот они стоят в пирамиде. Каждая в своем гнезде — длинный ряд тускло сверкающего металла и полированно-го дерева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73