.. Снег! И морозец! Красота!.. Лейтенант приказал держать связь с соседними хатами. Я через дорогу... С пулеметчиками...
Он выскочил из дверей, и Володька стал неохотно подниматься на задубевшие от холода ноги. Растирая ладонями помятое лицо, он вышел из хаты и растерянно остановился.
Все — дома, огороды — было покрыто белым нетронутым снегом, по которому пролегали черные полосы, похожие на угольные штрихи. Казалось, что на белом мерцающем полотне кто-то всю ночь рисовал углем картину, но не успел и все так и оставил: в странном и прекрасном незавершении. Сквозь снег, как черная рябь, проглядывали извивы ивовых прутьев плетней. Темные колеи пролегали по дороге. Цепочки телеграфных столбов уходили вдаль. А по крышам, по огородам и тропинкам в хаотическом беспорядке были разбросаны запятые, черточки, кавычки.
На огороде бойцы бегали друг за другом со снежками в руках, боролись, катаясь в сугробах. Лепили бабу. На голову ей надели немецкую каску, через плечо повесили сумку от противогаза. Баба стояла кособокая, злая, черными углями глаз глядя из-под зеленой каски на людей, стреляющих в нее комьями снега.
— Бей фрица-а!..
Снежки разлетались белыми осколками, шлепались в блинообразную морду с клюквенным носом.
На другом огороде копали окоп, растаскивая по бревнам полуобрушенную хату. Осколки тарелок и чугунов валялись в снегу вперемешку с какими-то черными промерзшими тряпками. По дороге нестройно шел молчаливый взвод бойцов с заиндевевшими поднятыми воротниками...
У крайней хаты обнаженный до пояса лейтенант умывался снегом. Он яростно растирал лицо и грудь, в волосах его запутались белые комья.
— Эй, Коваленко! — закричал лейтенант и швырнул в Володьку снежком. — Как дела?! Драпать будем сегодня?!
— Нет, — засмеялся Володька.
— Ну, смотри у меня! — лейтенант шутя погрозил кулаком и стал полотенцем надраивать свои красные от мо- . роза руки и узкую мальчишескую грудь е торчащими ключицами.
Володька прошелся под деревьями и стукнул по стволу ботинком. С веток полетели пухлые комья снега. Он поднял ... одну. Она была легкая, и на ее изломе снег спекся, как крупинки сахара на дне домашней сахарницы. Володька улыбнулся и пошел дальше по огороду, осторожно покусывая снег.
В конце огорода он выломал из плетня ветку и большими буквами вывел на земле:
ШУРА...
Он вспомнил о ней как-то сразу. Шел по снегу, продавливая грязными ботинками белую хрустящую пенку, и с удивительной уверенностью вдруг подумал, что она сейчас выйдет из-за деревьев и почти не удивится, увидев его в натянутой на уши пилотке и покрытой коростой глины куцой шинели. Он даже знал, как она на секунду приложит варежку к губам и обрадованно засмеется:
— Володька, ты?
— А ты как сюда попала?!
— А я тебя ищу... По всему свету!
— Ты молодец... Нашла.
— Это было нелегко!
— Я думаю... Вчера тут была заварушка!
— Я счастлива, что ты жив...
— Со мной может все случиться...
— Да, это правда... Но ты береги себя. Надо сделать все, чтобы хоть ты осталась живой...
— Конечно, Володя... Мы обязательно должны жить... Иначе зачем тогда мы с тобой встретились? Ты помнишь, как нам было хорошо?!
— Ну вот и договорились... А теперь мне пора... Володька постоял посреди поляны, опустив руки, повернулся и пошел назад.
До двух часов рыли возле хат окопы. Земля промерзла только на полтора штыка лопаты. Глубже она копалась легко, маслянисто отваливаясь желтыми срезами.
Телефонисты тянули провода, с помощью длинных рогулек забрасывали их на ветки деревьев. Пришел обоз из зеленых подвод, запряженных лохматыми заиндевелыми лошадьми. Выдали патроны. Накормили гречневой кашей с разварившейся консервированной тушенкой. Кухня и подводы стояли у черных обуглившихся печных труб. Снег то срывался с неба, то затихал, и был он из ажурных пушистых перышек.
В три часа послышались далекие выстрелы и гул моторов. Вернулись разведчики в белых халатах, наспех сделанных из простыней.
В хату вошли лейтенант и Ворсин.
— Сейчас начнется,—сказал лейтенант.—Держись... Слева от вас пулеметная точка... Пехоту отсекайте огнем и валите на землю...
...На белом пространстве, словно на фотобумаге при проявлении, стали медленно прорисовываться темные точки. Это были танки. Они расползались веером. Чуть видимая пехота скатывалась с брони и бежала к селу редкими цепями. На дороге возникли фонтаны минных разрывов. Черная оспа воронок потянулась к первым хатам. Вот кто-то выбежал из крайней и запетлял по снегу, пока его не сшибло миной. Он, словно вьюн, закружился на одном месте и рухнул на землю.
Хата вдруг вздрогнула. Она качнулась, словно под ударом землетрясения, и какой-то вихрь грубо сорвал с окон деревянные ставни. В комнату забились изморозь и горький запах горелого.
Рядом затарахтел пулемет. Он строчил короткими хлесткими очередями, словно кто-то изо всех сил рывками прокручивал зубчатую передачу.
Володька припал щекой к прикладу, и голова его дергалась при каждом выстреле. Он торопливо поправлял спадающую на лоб каску и тянул к себе затвор, не слыша, как звонко щелкают стреляные гильзы.
Глаза его шарили по полю. Он мушкой искал черные точки и садил в них пулю за пулей, пока стены хаты снова не задрожали и комната не наполнилась дымом. Володька выскочил на улицу и, закрываясь локтем, побежал к окопу. Бросил в нишу сумку с гранатами и оглянулся. Как все вокруг изменилось. Почти все хаты горели. Заметно темнело, и огонь казался красным тряпьем, вьющимся на ветру. Слышался треск пылающей соломы, ржание невидимых лошадей и выстрелы винтовок.
Странно, но именно сейчас Володька не чувствовал страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73