— Не надо и все,— сердито ответил Шурин голос.— Володя будет у нас ночевать...
— А где же ему постелить? — спросила девушка, и Володька, услышал тихий шепот Шуры:
— Ну, прошу вае, девочки... их завтра угоняют... война ведь, девочки... Уходите, пожалуйста... Есть же лишние кровати...
— Да ты что, Шурка?! — негромко воскликнула одна из девушек.— Ты думаешь...
— Уходите,— голос Шуры задрожал, и она замолчала. В темноте послышался шорох снимаемых с кроватей простынь и наволочек.
— Ой, Шурка,— проговорил кто-то,— смотри... комендант узнает... и вообще...
Хлопнула дверь.
— Тебе рано вставать,—наконец сказала Шура,—ложись...
— Где?
— Вот тут моя постель...
— А ты?
— Я немного посижу и тоже уйду... к девчатам. Володька поднялся со стула и лег на кровать, Не раздеваясь, только сбросил ботинки.
— Ты не жалеешь, что так сделал? — спросила Шура.— Тебя же насильно в армию не брали...
— Нет... не жалею.
— Почему?
— Война...
— Но ты еще учишься... Вот в финскую не всех брали.
— Всем не обязательно..
Она промолчала, и в комнате стало совсем тихо, только далеко на железнодорожной станции кричали паровозы.
— Я тоже пойду,— сказала Шура.
— Ты подожди,— ответил Володька,— может быть, мы сами управимся...
И снова они замолчали. Шура встала и нерешительно произнесла:
— Уже поздно...
— Посиди немного,— попросил Володька.
Она опустилась рядом с ним, и в тишине заскрипели кроватные пружины. Она испугалась и замерла. Он слышал ее прерывистое дыхание и не видел, а чувствовал, как лежит она, затаившись, напряженно вытянув ноги. Володька подмял руку и осторожно, как слепой, протянул ее к девушке.
Ладонь скользнула по маленькой груди и коснулась теплой шеи. Под пальцами тревожно запульсировала мягкая жилка. Он провел рукой выше и тронул сухие губы. Они вдруг дрогнули и, слабо шевельнувшись, поцеловали Володькины пальцы. Он медленно отвел руку и положил ее ладонью на свой лоб, изо всех сил стиснув пальцами гремящие виски. Володька мысленно досчитал до двадцати...
Чего ты ждешь?! Ну, решайся, ты же один с ней... Завтра тебя уже здесь не будет... и война началась... Ну, решайся. Она же рядом... Тебе-то что?!
Володька стиснул зубы и, приподнявшись на локте, решительно и грубо взял ее за плечи. Он неумело ткнулся лбом в ее шею и стал жадно искать губами ее лицо.
И вдруг девушка рванулась с кровати, больно ударив головой по подбородку. Она подбежала к стене и щелкнула выключателем. Яркий свет залил комнату. Ослепленный, Володька сел на койке, неловко заталкивая за ремень выбившуюся рубашку.
Шура стояла взлохмаченная и злая. Глаза ее блестели ненавистью. Володька хмуро оглядел пустые кровати с полосатыми матрацами, одеяло на окне и стол, заваленный грязными тарелками и кусками хлеба. Он не знал, что теперь делать, и только щурился под светом, смущенно сопел и прыгающими пальцами зачем-то застегивал воротник.
Потом он поднялся с кровати и подошел к столу. Поискав среди бутылок, нашел одну, не до конца опорожненную, и разлил остаток по стаканам. Затем достал из пепельницы окурок папиросы и, закашлявшись, прикурил от спички.
Девушка молча наблюдала за ним, не отходя от стены. Она тихо сказала:
— Ты много куришь.
— Не страшно,— ответил Володька и кивнул на стаканы.— Давай выпьем... Она села на стул.
— Давай.
Не сводя с Володьки глаз, медленно выпила вино и первый раз улыбнулась:
— Горькое.
— Это мужское вино,—сказал Володька, радуясь ее улыбке, и неуверенно попросил: — Давай потанцуем?
Она сама поставила пластинку и, одернув платье, подошла к Володьке. Он осторожно обнял ее и повел на середину комнаты, выделывая замысловатые па модного фокстрота. Пластинка прыгала под тупой иголкой, отчаянно надрывался контрабас. Сдвинув брови и деловито сжав губы, Шура с трудом поспевала в такт торопящейся музыке. Потом споткнулась о свернутый коврик и отошла к своей постели. Потоптавшись на месте, Володька вздохнул и тоже подошел к кровати. Так они долго сидели молча, один напротив другого, разделенные пустотой комнаты.
— Спать хочешь? — наконец произнес Володька.— Потушить свет?
— Пусть горит,— тихо ответила девушка.
Под утро Володька поднялся и подошел к окну. Он рванул за край одеяло, и оно упало на пол. Свет серого ясного неба влился в комнату, и электрические лампы потускнели, стали похожими на желтые груши с просвечивающимися красными семечками.
Володька постоял у холодного подоконника и, не оборачиваясь, тихо произнес:
— Пора собираться...
Колонна новобранцев выступала во второй половине дня. Ожидали, что будет митинг, но сегодня он не состоялся. Стриженые люди долго толпились на городской площади, без толку мыкаясь между дерматиновыми чемоданами, рюкзаками и соломенными корзинами. Провожающие стояли вдоль стен домов, грызли семечки, плакали или кричали новобранцам что-то вызывающе веселое. А те, одуревшие от нещадного солнца, невесело играли в «жучка», вяло плясали цыганочку и, вырвавшись из-под присмотра, группами бегали на угол, к бочке с кислым вином. Сидя на краю цементного фонтана, Володька и Шура сли мороженое. Стриженую голову палило солнце, и Во-лодька накрыл ее носовым платком, завязав узелки, как на пляже. Шура смеялась над ним и острыми зубами ку-сала белый кружок.
— Я тебе писать буду,— весело говорил Володька,— а что?! Времени будет много, Нас не сразу пошлют на фронт. Еще курс молодого бойца заставят изучать. Ну,.да
то ерунда!
— Конечно, ерунда!— подхватывала Шура и смеялась, запрокидывая голову.— Обмотки носить будешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73