.. Ох,мора!
Недалеко от них, среди чемоданов, сидел худой длинный парень в клювастой кепке. Он вдруг мягко сполз с чемодана и рухнул на асфальт.. Лицо свела судорога. Он дико
замычал и стал исступленно колотиться головой. Разом смолкла гармошка, люди обступили парня, с недоумением и растерянностью смотря на белки его закатившихся глаз И пену, выступившую в уголках смятых губ.
Несколько человек пытались поднять парня с асфальта, но он дергался так сильно, что отбрасывал всех в сторону. Кто-то из женщин громко заплакал.
Шура стояла бледная, растаявшее мороженое стекало по ее руке. Подошли военные, сопровождающие новобранцев. Переглянувшись, они быстро опустились на колени и тяжело навалились на бьющееся в пыли тело. Парень трепыхался под ними, напоминая большую черную рыбу, выброшенную на воздух. Потом его движения стали слабее, и он затих окончательно, только ноги, обутые в стоптанные ботинки, продолжали еще тихонько подергиваться.
— Не трогать... пусть отойдет. Не повезло парню... падучая.
— Черная болезнь,— сказал кто-то из провожающих. - Видать, скрыл...
— Вот... один уже отвоевался,— добавил другой.
С грохотом на площадь въехали подводы. Раздалась команда, и на подводы полетели чемоданы и корзины. Новобранцы строились вдоль тротуара, то и дело выбегая из рядов, чтобы еще раз попрощаться с родными. Военные носились злые и вспотевшие. Опять кто-то плакал в голос. Толпа провожающих колыхалась у стен домов, бросаясь то в одну сторону, то в другую.
— Тю,— выругался какой-то старик,— провожают, как на войну...
И сам вдруг торопливо побежал в конец строя.
Щура стояла рядом с Володькой и не знала, что ему говорить. Она только жалобно улыбалась и моргала, чтобы не заплакать. Володька зачем-то ободряюще ей подмигивал, глупо скалил зубы, и в глазах его, кроме птичьего любопытства, ничего не было...
— Направо-о-о!... Шаго-о-ом марш!!
Колонна затоптала на месте, потом первые ряды шагнули вперед, задние толкнули идущих впереди. Колонна словно сплющилась, затем вытянулась, и сотни ног бестолково затопали по асфальту. Мальчишки с криком побежали вдоль улицы. Где-то загремел оркестр.
— Песню! — скомандовал молоденький лейтенант. Несколько человек нестройно подхватили:
...Если завтра война, Если завтра в поход...
Песня покатилась по колонне и потухла в последних рядах, густо облепленных провожающими...
Площадь опустела. На ней остались раздавленные окурки и смятая бумага от печенья и мороженого. Да бутылки из-под водки у цементного фонтана.
На окраине города провожающие остановились. Их было не так уж много. Дорога уходила вдаль, петляя среди песчаных и ракушечных дюн с вытащенными на них черными лодками. Подводы отстали. Молоденький лейтенант в запыленных сапогах шел последним. Он обернулся и, подняв над головой сложенные руки, громко закричал:
— Ждите нас, товарищи-и-и!
Ему ответил разноголосый хор.
Колонна медленно вошла в искрящиеся под солнцем пески. Черная лента вползла в сияющий свет, оставляя за собой пыльную желтую дорогу.
Шура стояла- на камне, отсюда было дальше видно. И когда колонна скрылась из глаз, она пошла назад. Из-за поворота ей навстречу показались подводы. Лошади с трудом тащили тяжело груженные телеги. Песок скрипел под колесами. Одна за другой мимо нее проползали подводы с фанерными чемоданами, деревянными сундучками, деревенскими корзинами, сплетенными из белой выцвет-шей лозы...
Здесь были тяжелые рюкзаки с брезентовыми лямками, холщовые узлы, туго набитые авоськи и простые свертки, обернутые газетой. Все это плыло мимо девушки, мерно покачиваясь под скрип плохо смазанных колес и ленивое понукание возниц.
В памяти Шуры еще колыхались неровные ряды людей, которые, несмотря на то, что были одеты в разные одежды, чем-то походили друг на друга. Такими их делали пыль, покрывающая лица, одинаково неуклюжий шаг по сыпучему песку и плотный строй колонны, сплотивший новобранцев в одноликую массу. И только вещи на телегах несли на себе приметы характеров и привычек владельцев. На многих из них синели имена и фамилии, выведенные химическим карандашом. Новенькие, затянутые ремнями чемоданы лежали рядом с потрепанным баулом. Из груды дорожных мешков высовывался портфель с никелированными застежками. Обоз медленно тащился за людьми, ушедшими далеко вперед, в песчаные холмы морских дюн...
ВОСКРЕСНЫЙ ДЕНЬ
До военного городка Шура сначала добиралась пешком, а потом, ее подвезла попутная машина. Она вылезла из кузова у полосатого шлагбаума и пошла вдоль плаца. Шура здесь была не одна — там и тут виднелись женские платки, нарядные платья девчонок, соломенные шляпы стариков... Узенькая тропинка, протоптанная в бурьяне, вилась вдоль проволочного забора, отгородившего казармы и плац от песчаных холмов. Казармы тянулись длинными рядами. На плацу маршировали бойцы—сдваивали шеренги, бегали короткими перебежками, на ходу перестраивались в колонны по двенадцать человек...
Шура шла мимо проволочной изгороди, у которой одиноко стояли женщины с кошелками и переполненными авоськами. Они выглядывали женихов и сыновей. Некоторые уже нашли своих и, расположившись каждый по. свою сторону забора, мирно беседовали. Слышался смех, приглушенный говор. На землю стелили белые холстинки, подавали солдатам огурцы и бутылки с молоком, подставив под нижнюю нитку проволоки наспех выломанную сучковатую палку.
Бойцы торопливо ели и бежали к сержантам, которые уже кричали зычными голосами, созывая на построение... И когда взводы уходили к казармам, из ротных рядов поднимались одна, две руки и прощально взмахивали над рядами пилоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73