— Старшина, сюда! — закричал майор. Тот подошел и попытался щелкнуть грязными сапогами.
— Слушаюсь, товарищ майор!
— Где ваша рота?
— Не могу знать, — старшина чуть пожал, плечами. -Кудысь делась...
— Вы знаете, что на оставленных вами позициях продолжают сражаться ваши товарищи?!
— Так то ж уже смертники, товарищ майор, — нахмурился старшина. — Напрасно людей губим. От этого пользы не будет. Надо вызвать танки, самолеты подождать. Я живой человек, второй раз на свет не нарожусь. Вы уж меня поберегите.
— Я повторяю, где ваша рота?! — тихо спросил майор.
— Разве сейчас во всем этом разберешься, товарищ майор? Драпаем.
— Драпаете? — лицо майора потемнело, и он поднял руку с наганом. — Драпаешь, сукин сын?!
Грохнул выстрел.
Старшина выронил каску. Сушеный компот рассыпался на дороге...
— Мамочка... — прошептал он, а глаза его еще не понимали, что произошло — они были недоуменные и растерянные. Упал головой вперед, зарывшись в грязь лицом, заелозил ногами по земле.
— За мной,— сказал майор стоящим рядом и, дрожащей рукой сунув наган за отворот шинели, зашагал по дороге, навстречу отступавшим. И те останавливались и шли за ним.
Опять стал моросить дождь. Вода хлюпала в ботинках, стекала по насквозь промокшей шинели. Холод сводил тело судорогой, и зубы выбивали дробь. Казалось, что даже внутренности закоченели. Напуганный Володька брел по грязи, держа винтовку в руках, и смотрел вперед, туда, где расплывались в дожде покосившиеся вербы и мокло бесконечное картофельное поле.
«Где же мудрая продуманность движения воинских соединений?! Ликующий порыв самоотречения, когда человек забывает, кто он, и им владеет только неистовое желание подвига?! Или война—грязь, стертые ноги и одиночество На залитой дождями дороге?» —думал Володька.
Они шли через лужи, оступались в ямы, пока вдруг не увидели людей, и тогда побежали в сторону и упали на обочину. Они вдавились в грязь, втиснули в раскисший чернозем колени и локти, прижались к земле.
Навстречу, им выходили из сумрачного дождя по шесть человек, растянувшись длинной колонной. Воротники их поднятых шинелей закрывали лица.
Володька сунул вперед винтовку. В прорези прицельной рамки он поймал кончик мушки и повел ее справа налево, пока не уткнулся в человека, укрытого плащ-палаткой. Палец на спусковом крючке стал деревянным, и вся рука точно онемела. Володька несколько раз судорожно передохнул, и мушка замерла, не колеблясь, застыв на груди человека, бредущего в первом ряду.
И тут он по тонким штыкам винтовок узнал своих. Он поднялся на ноги и побежал к ним, что-то радостно крича. Колонна остановилась.
А Володька бежал к ним и видел мокрые лица, блестящие пулеметы на согнутых спинах и носилки из ружей и шинелей с лежащими на них ранеными, накрытыми твердыми плащ-палатками.
— Коваленко?! —узнал его лейтенант. — Ты чего тут?!.
— Из-за таких гадов, — Ворсин закашлялся и на щеках его проступили красные простудные пятна. — Из-за них... Немцы могли нас взять голыми руками!
— Ладно, пошли, — приказал лейтенант и зашлепал по дороге, Колонна качнулась и медленно потекла за командиром роты.
— Смени, —сказал кто-то Володьке и на ходу передал ему нагретый ладонями приклад винтовки от самодельных носилок.
Семеня сбоку и оскальзываясь, Володька старался попасть в ногу с впереди идущим. Раненый стонал и скреб изнутри пальцами брезент плащ-палатки, словно просил, чтобы его выпустили.
— Слышишь?! — спросил Володька бойца. — Задохнется он там... Открыть бы...
— Не задохнется, — устало ответил боец. — Это писарь наш... Отходит, бедняга.
— Врача бы...
— Не надо... У него тут, — боец тронул пряжку ремня.— Весь живот разворотило... Горстями собирал.
— И долго вы там воевали?
— Вот только возвращаемся! Два их танка покалечили.,,
Майор встретил колонну. Он обнял лейтенанта. — Благодарю, Моисеенко... Вышли с честью!
— Служу Советскому Союзу, — тихо ответил лейтенант и повел головой. — Там раненые...
— Располагайтесь в хатах. Закрепитесь. Может, придет пополнение... Больше нам ничего не обещают. Но если отступим дальше...
— Проверку выдержали, теперь будем воевать, — усмехнулся лейтенант,— привезли бы пожрать. Люди со вчерашнего дня не ели...
В небо бесшумно плыли ракеты. Они на мгновение застывали в высоте и затем начинали стекать вниз, змеясь, как желтые капли на черном стекле. Где-то хлопнули выстрелы, и все снова смолкло.
Володька пошел в хату.В хате было темно, и только в углу слабо горел фитилек, скрученный из бинта. Он плавал в масле, налитом в сковородку, на поплавке из разрезанной картофелины.
Ворсин сидел на грубом стуле перед раскрытым окном и смотрел в ночь. Винтовку он держал между колен.
— Ложись, — сказал он. — Утром подежуришь...
— Есть хочется...
— Там, на столе, каша в котелке... Кухня приехала.
— О, у нас уже и кухня! — обрадовался Володька/
— Поешь, поешь, хлопец, — улыбнулся Ворсин, — силы будут нужны... Да и поспи.
— Это точно, — Володька расслабленно приткнулся в угол избы, положив рядом винтовку.
Проснулся Володька.от громкого голоса. Открыл глаза и не сразу понял, где находится. Над ним пролегала толстая матица потолка с выжженным каленым железом косым крестом. На белой стене висели фотографии. Он повел глазами и увидел в проеме двери Ворсина в распахнутой шинели. На розовом лице его радостно блестели глаза.
— Подъем!! Подъем, солдаты! С праздником!..
— Что... конец войны?! — заорали из углов.
— Зима, братцы! — Ворсин снял с плеча брезентовую сумку. — Вот вам гранаты... На троих хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73