— Ты что, паренек, плохо себя чувствуешь? — неожиданно спросил майор, на полуслове прервав свои нотации.
— Нет, чего там,— пожал плечами Володька,— так примете?
— Иди,— махнул рукой майор, устало улыбнувшись,— ишь, каменный... Когда потребуешься — сами позовем.
И Володька снова вышел на улицу города, бездумно поплелся куда глаза глядят. Солнце припекало, каблуки ботинок мягко утопали в расплавленный асфальт. Чуть подташнивало от голода. И на сердце было тоскливо — белый свет не мил. «Возвращаться домой?! А там ребята все уже и серых шинелях, с оружием в руках. И придет он, Володька, с юга, как с курорта... А ведь тут ближе к фронту, чем там... Вон корабли в порту... Миноносцы и торпедные катера. Только что отстрелялись, матросы банят стволы пушек щетками... Мужская работа. Война...»
Володька протиснулся между отогнутыми прутьями железной ограды и потащился по причалам мимо громадных пирамид бочек, штабелей зеленых ящиков и бухт, тронутой ржавчиной колючей проволоки. Мимо него по доскам грузчики катили одноколесные тачки, громко покрикивая: «Эй, сторони-и-сь... Зашибу-у! Клювастые краны поднимали над корабельными палубами машины-полуторки, и они записали в воздухе, медленно вращаясь на троссах, растопы-рив колеса, обутые в новые скаты. По сходням, сколоченным из шпал, осторожно, судорожно подергиваясь, двигались к черной дыре трюма свежеокрашенные танки, звякая наборными лентами гусениц. Все это двигалось, нака-тывалось, падало на Володьку, он словно бы всему мешал, со всех сторон на него кричали, гудели, били в колокола, дзинькали звонками. Совсем, запутавшись, парень выбрался из складских лабиринтов и вышел к чистому причалу. Одинокие буксиры и катера терлись боками о каменные стенки. Белая замусоренная пена выплескивалась на
гладкий бетон и разливалась в тонкое стекло с темными усиками от шевелящихся камешков. Вольный ветер шел с моря порывами. Володька выбрал место возле канатных бухт, устроился поудобнее и прикрыл веки, с наслаждением подставив лицо солнцу. Он незаметно уснул, прижавшись щекой к толстым веревкам, источавшим запах смолы. Сколько спал, он понять не мог, но.-когда пробудился, то небо уже наливалось вечерней синевой.
Володька поднялся и побрел по бетонному обрезу, бездумно разглядывая качающиеся на волнах катера и шлюпки. На палубе буксира он увидел парней в тельняшках и-накинутых на плечи матросских бушлатах, окруживших сидящую на табуретке девчонку. Возле ее ног стоял большой медный бак с водой, куда с бульканьем падали быстро очищенные картофелины.
Володька так удивленно и замер, узнав в ней свою знакомую... Как ее звать? Да, Шура, ну точно... Шурка с ее выгоревшими летящими на ветру волосами,, ситцевым платьицем, выцветшим почти добела и ловкими загорелыми руками. Парни гоготали, слушая ее.
Заметив на причале остановившуюся фигуру, девчонка задорно .прокричала:
— Эй! Чужие разговоры слушать вредно-о!
— Давай проваливай! — загудели парни.—Чего столбом... Давай! Чеши дальше!
— Да это я,— сказал Володька.— Не узнаешь, Шура? Девчонка перешагнула через медный бак и подошла к корме буксира. Вглядевшись, с радостным изумлением закричала:
— Володька-а? Нашел?!
Она стремительно пробежала по дощатому трапу и бросилась на плечи Володьки, закружилась, хохоча:
— Я так и знала-а! Ты меня извини, что тогда тебя бро-сила-а! Перепугалась ужас — кругом дым, огонь...
— А я вот шел тут,— неуверенно проговорил Володька,— гляжу, а ты картошку чистишь. Так обрадовался...
— Значит, и не искал? — с чуть приметной обидой спросила она и потащила его с причала под насмешливые выкрики оскорбленных парней с буксира. У бухт с канатами они сбежали к морю и опустились на гальку, перевитую высохшими водорослями.
— Ты меня хоть вспоминал? — бросила она с нарочито беззаботным видом.— А хорошо тогда было... Чего ты в нашем городе? Ведь война. Многие уже ушли...
— А-а,— гневно вспыхнул Володька,— словно я никому и не нужен! Или пацан какой! Малолетка... В голове не укладывается! Война! А они...
— Ты это о чем? — удивлением наполнились ее глаза.
— Да все о том же! — воскликнул Володька.— Я туда, Я пода... Там капитан, там майор, и все точно сговорились...
И он, торопясь, гневно замолкая, рассказал ей о своих мытарствах по военкоматам и неизменных ответах на все его просьбы.
— Что ж теперь делать? — с отчаянием закончил Володька.— Гонят отовсюду, словно... Да я...— И совсем уже тихо: — второй день на четырех пирожках. Так и концы отдать можно. Без всякого фронта.
Она сидела на гальке, сдвинув ноги и поджав колени И подбородку. Глядела на него, наморщив лоб, не отры-паясь.
— Господи, какой же ты еще глупый,— наконец прошептала она без улыбки.
— Как это понимать? — подозрительно прищурился Володька.
Шура поднялась с земли, легким движением руки отряхнула платье и окинула Володьку чуть насмешливым ни лядом:
— Будем считать, что это я тебя нашла... Второй раз. Смотри, третьего раза может и не быть. Пошли, салага.
Капитан буксира молча выслушал Володьку, барабаня кончиками пальцев по туго натянутому верху белоснежной фуражки. Остроносое лицо его покраснело от. напряженной мысли. Он думал, прикрыв веки и, наконец, мотнул голо-иои:
— Нет.
- Ну, Иван Кириллович! — взмолилась Шура, прижимая ладони к груди,—миленький... Он же упрямый, как чурбан. Умрет без этого. Пожалуйста!
Нет, это невозможно,— вяло пробормотал капитан, не глядя на девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73