Ее коричневая от загара фигура в это время казалась еще тоньше рядом с гудящей стеной вздыбленной воды.Володька приподнимался на камне и глядел на нее, вытянув шею, с растерянно-удивленным выражением лица.
Унесет ее волна... унесет,ей-богу...
Володька срывался с камня и торопливо, по острым ракушкам, на подгибающихся ногах, бежал к морю...
Успокоилось море только к полудню. Волны еще катили темными буграми, но были уже тише. Вдвоем они столкнули лодку в воду. Плыли долго. Берег то пропадал из глаз, то появлялся снова тонкой полосой на горизонте. Потом показались трубы завода и два мыса, охраняющие вход в бухту. Уже можно было различить белую россыпь домов и неподвижные корабли у причала. Высоко в небе медленно кружили тупоносые «ястребки», и одинокий клуб дыма тянулся черным столбом откуда-то из-за зданий.
— Пожар, что ли? — сказала Шура.
— Да... горит,— Володька приподнялся в лодке, чтобы лучше было видно.
— Не больница? — с тревогой проговорила девушка и сильнее налегла на весла.
Они-вошли в бухту, в которой плескалась мертвая зыбь. Дно здесь было песчаное, совершенно без ила, и вода казалась прозрачной, словно не штормило всю ночь.
— Смотри, что это? — спросил Володька, показывая в сторону.
Там из воды торчала сломанная мачта.Они подплыли ближе и увидели отмель, на которой лежал затонувший рыбачий баркас. Корма его была расщеплена, и развороченные внутренности — какие-то шланги, трубы, мертвая рыба и тряпье — вывалились на песок. Черными свечами качались одинокие водоросли. И среди них колыхался труп человека, зацепившийся за угол доски. Он шевелился в зеленой глубине, раскинув руки. Его ноги, обутые в тяжелые ботинки, были нелепо разбросаны циркулем и невесомо, как ватные, качались от подводного течения. Поверху проходила зыбь, и на какое-то время видение потонувшего баркаса пропадало, поверхность воды собиралась в морщины, и у торчащей мачты начинали плескаться пенные волны. Затем все стихало, и тогда снова из темноты выплывала покосившаяся корма, тусклая зелень рыбы, утопленник с белым лицом...
Небо было голубым, чистым, сияющим; Море пружинило жидкой резиной, сонно чмокало, бормотало и кашляло. День начинался всплесками воды, солнечным жаром
и криками сердитых чаек. Он родился из света, брызг и мокрого ветра, теплого и парного, с горьковатым привкусом сосновой смолы. На далеком берегу поднимался высокий столб дыма.
— Война? — тихо спросил Володька.
Шура торопливо загребла веслами. Лодка пошла рыв-ками, давя волны тупым носом...
Они пристали к причалу и взошли на бетонную стенку. Матросы катили какие-то бочки, везли тележки с торпедами. В воздухе двигались стрелы кранов. "Серо-зеленый утюг военного корабля тяжело просел в грязную порто-вую воду. Его башенные орудия были зачехлены, и брезент списал с них.
Громко кричали вахтенные, грохотали лебедки. Распаренные милиционеры, упираясь ногами в землю, спинами теснили толпу женщин. В громадных, сплетенных из просмоленных канатов сетках плыли над портом груды зеленых ящиков и тюков...
Красный растерянный милиционер подбежал к Володь-ке и Шуре и стал торопливо толкать их за ограждение. В.о-лодька вырвался из его рук и отбежал в сторону. Он схва-тил Шуру за рукав, они нырнули в дыру решетки и оказа-лись в гудящем водовороте людей, заполнивших припортовую площадь.
Дым и языки пламени выплескивались из окон полуразрушенного здания. Посреди мостовой зияла глубокая коронка, разбросанные взрывом булыжники, точно пушечные ядра, валялись среди стекольного лома.
— Пока... Прощай!.— закричала Шура и побежала по улице, нырнув в какую-то подворотню.
— Прощай! — Володька остановился, тревожно озираясь по сторонам. Из дымящихся окон соседнего дома летели выбрасываемые тюки, корзины, гулко лопались об землю цветочные горшки, подскакивая, дребезжали на камнях сковородки и кастрюли. Распластываясь крылом, мягко падали из оконных проемов одеяла и простыни. В дыму мелькали лица, слышался отчаянный детский крик. В порту выла корабельная сирена.
Прямо у Володькиных ног шмякнулся фанерный чемодан и распахнулся, вывалив на проезжую часть улицы белоснежные стопки глаженого белья. Ветер развернул верхнюю простынь и бросил: словно прилепив, на опаленную сажей стену горящего здания. И она сразу начала чернеть, завиваясь с краев красным кантом огня.
Потрясенный, Володька медленно пошел вперед, не зная, куда и зачем, сквозь крики, треск пламени и беспрерывный надсадный вой сирены незнакомого портоврго города, так неожиданно и страшно вошедшего в его жизнь.
«Что делать? Что?! Один среди незнакомых людей, без денег — в кармане звенят жалкие копейки, без документов — студбилет и паспорт в городишке, куда еще нужно как-то добраться..
Мама родная, связался на свою голову с какой-то взбалмошной девчонкой. Каменный древний город?! А вражеские бомбовозы уже стартовали со своих аэродромов. Этак без него, Володьки, война начнется и закончится. Позора не оберешься...»
На попутных автомашинах Володька вернулся в свой городок. Бросил в чемоданишко барахлишко, сунул в пиджак документы — и снова на дорогу, подняв для голосования руку. В портовый город приехал под вечер и поразился тишине, царящей на его пустынных улицах. Иногда навстречу шагали патрули — моряки с винтовками за плечами, на их поясах висели штыки в кожаных ножнах и патронные подсумки. Зеленые ленты противогазов перекрещивали черные бушлаты.
На вокзале сотни людей лежали на деревянных лавках, сидели под стенами, вились в длинных очередях у кассовых окошек. Пассажирские поезда брали штурмом, залезая на крыши, висли на поручнях, охрипшие от крика проводники напрасно взывали к порядку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73