Сайсели, не пожелавшая остаться в замке, вышла вместе с ними и
снова обосновалась в обители, которая по ее требованию открыла перед нею
ворота. Единственный страж обители - глухой садовник - сдался без
сопротивления. Его отправили в лагерь чернорабочим, и никогда еще не
приходилось ему так много трудиться: Эмлин, имевшая против него зуб,
постаралась, чтобы работы у него хватало и чтобы она была погрязнее и
потяжелее.
Томас и другие вместе с ним обследовали подступы к аббатству и
вернулись, охваченные сомнением: без пушек - а их пока не было - мощное
здание из тесаного камня казалось почти неприступным. Лишь в одном месте
штурм представлялся возможным - с тыла, где когда-то находились сторожка и
ферма, сожженные Томасом по желанию Эмлин. Развалины стояли во внутреннем
кольце рва и тесно примыкали к стене аббатства, но от сильного огня
каменная кладка их растрескалась и осыпалась, а балки вывалились и упали в
ров.
Для обеспечения обороны образовавшаяся брешь была закрыта двойным
палисадом из крепких кольев, а пространство между ними заполнено связками
хвороста, балками разрушенных строений и всяким мусором. Перед палисадом
находился широкий и глубокий ров, а над ним окна и угловая башня, из
которых его легко было защищать, так что идти здесь на приступ аббатства
означало бы потерять очень много людей, и осаждающие не могли на это
решиться. Однако от монаха Бэзила и других они узнали еще одну важную
вещь, а именно, что запасов продовольствия в аббатстве на весь его
гарнизон было слишком мало: Бэзил полагал, что дня на три, а по мнению
других, уж никак не больше, чем на четыре.
В тот же вечер состоялся второй военный совет, на котором решено было
взять аббатство измором, а на приступ идти лишь в том случае, если
разведка донесет, что мятежники двинулись ему на помощь.
- Но, - возразила Сайсели, - в таком случае супруг мой и Джефри
Стоукс тоже умрут с голоду.
Все печально разошлись, заявив ей, что тут уж ничего не поделаешь -
нельзя ради двух человек положить десятки жизней.
Началась осада, такая же, как та, которую Сайсели перенесла в Крануэл
Тауэрсе. В первый день гарнизон аббатства насмехался над ними со своих
стен. Но на второй - насмешки прекратились: осажденные увидели, что силы
их противников с каждым часом увеличиваются. На третий - они внезапно
опустили мост и бросились к нему, словно намереваясь сделать вылазку, но,
увидев перед собою десятки воинов Болла с натянутыми луками, отказались от
этой мысли и снова подняли мост.
- Они начали голодать и отчаиваться, - заметил рассудительный Джекоб.
- Скоро мы получим от них известия.
Он оказался прав. Незадолго до захода солнца открылись боковые
ворота, и какой-то человек, держа над головой белый флаг, бросился в ров и
поплыл на противоположную сторону. Он выбрался из рва, отряхнулся и
медленно двинулся туда, где на лужайке перед аббатством, на месте, куда не
могли долететь стрелы осажденных, стояли Болл и обе женщины. Сайсели,
ослабевшая от горя и страха за мужа, прислонилась к дубовому столбу, к
которому она была в свое время прикована для сожжения на костре и который
до сих пор не убрали.
- Кто этот человек? - спросила у нее Эмлин.
Сайсели вгляделась в изможденного бородатого человека,
направлявшегося к ним прерывающейся походкой больного.
- Не знаю; а впрочем, да, он чем-то напоминает Джефри Стоукса!
- Это не кто иной, как Джефри, - сказала Эмлин, кивнув головой. -
Что-то он нам сообщит?
Не ответив ни слова, Сайсели только теснее прижалась к столбу; на
сердце у нее было не легче, чем тогда, когда повар аббатства раздувал
растолку, чтобы поджечь хворост. Теперь Джефри стоял уже прямо перед ней.
Взгляд его ввалившихся глаз упал на нее, и рот раскрылся от изумления,
отчего лицо еще больше вытянулось и еще резче обозначились скулы.
- Ах, - пробормотал он, ни к кому не обращаясь. - От всех этих боев и
путешествий и трехдневной голодовки, когда еды у меня было меньше, чем
хватило бы крысе, да к тому же от холодной ванны в ноябре - не говоря уже
о том, что похуже, - в уме и вправду может помутиться. Но все же, подумать
только, что мне довелось увидеть призрак среди бела дня, да еще у нас
дома, в Блосхолме, где такого никогда не бывало!
Не спуская глаз с Сайсели, он выжал из бороды воду и добавил:
- Брат-мирянин или капитан Томас Болл, кто бы ты теперь ни был, если
ты тоже не привидение, дай мне четверть крепкого эля и краюху хлеба, ибо в
нутре у меня пусто, как у выпотрошенной селедки, и я, можно сказать,
сейчас вознесусь к небесам, а предпочел бы все же стоять обеими ногами на
нашей грешной земле...
- Джефри, Джефри, - прервала его Сайсели, - что ты сообщишь нам о
своем господине? Эмлин, скажи ему, что мы обе живы. Он не понимает.
- О, так вы живы? - медленно произнес он. - Значит, вы не погибли от
пожара и Эмлин тоже? Ну, раз так, каждый может надеяться; и, пожалуй, ни
голод, ни нож аббата Мэлдона не прикончат Кристофера Харфлита.
- Значит, он жив и здоров?
- Жив и здоров, поскольку можно быть живым и здоровым и после
трехдневной голодовки в подземной темнице, к тому же довольно-таки
сыроватой. Вот тут имеется письмо по поводу всех этих дел к командиру
вашего отряда.
Он развернул свой белый флаг и достал из складок его прикрепленное к
флагу письмо, протянул его Боллу, а тот, не умея читать, передал письмо
Джекобу Смиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99