Затем он в сопровождении Сайсели вернулся туда, где сидела
настоятельница, и сказал:
- Мать Матильда - ведь, кажется, таково имя ваше в иночестве? - леди
Харфлит просила меня за вас, и ввиду того что вы так благородно обошлись с
нею, я обещал от имени короля, что вы и ваши монашки будете жить здесь еще
один год, с этого дня, после чего безропотно передадите свой монастырь его
величеству; я же исходатайствую для вас пенсию.
- Благодарю вас, сэр. Для старого человека год отсрочки - большое
дело. За год многое может приключиться, например - моя смерть.
- Не благодарите меня, - я просто человек, поступающий, как велят ему
долг и справедливость. Документы, которые вы должны подписать, готовы
будут после обеда. Кстати, скажу вам, что леди Харфлит со своей служанкой,
а также этот смелый и умный парень, Томас Болл, завтра утром едут со мною
в Лондон. Она вам все объяснит. В три часа я буду у вас.
Ревизор и его секретари вышли из комнаты так же спесиво, как вошли.
Оставшись втроем с матерью Матильдой и Эмлин, Сайсели объяснила им, что
произошло.
- Думаю, что ты правильно поступила, - сказала настоятельница,
выслушав все до конца. - Человек этот - жадная акула, но лучше пусть он
откусит тебе палец, чем проглотит всю целиком. А насчет нас ты, конечно,
хорошо поторговалась - мало ли что может случиться за год? К тому же,
дорогая Сайсели, в Лондоне тебе будет безопаснее, чем здесь. В надежде на
такие деньги, как триста фунтов, этот комиссар будет беречь тебя как
зеницу ока и продвинет вперед твое дело.
- Если кто-нибудь не пообещает ему побольше, например тысячу фунтов,
чтобы он, наоборот, ставил палки в колеса, - вмешалась Эмлин. - Ну, да
иного выхода не было, а бумажные обязательства ничего не стоят. Вот добрых
двадцати пяти фунтов золотом мне жалко. Теперь же, матушка, нам надо
собраться, а дела много. Прошу вас, пошлите кого-нибудь разыскать Томаса
Болла; он, наверно, тут, неподалеку. Раз уж мы теперь не заключенные, я
хотела бы пройти вместе с ним по одному делу, о котором вы, может быть,
догадываетесь. В городе Лондоне нам могут понадобиться средства. Надо
также раздобыть лошадей для нас самих и для багажа и еще о многом
позаботиться.
Томаса Болла вскоре разыскали: он спал в одном из соседних домов, ибо
после своих приключений и триумфа основательно выпил и долго не мог
проснуться. Узнав об этом, Эмлин задала ему хорошую головомойку, заявила,
что он не человек, а пивной бочонок, и наговорила много других неприятных
слов. Под конец он вышел из себя и ответил, что не будь этого пивного
бочонка, она сейчас была бы кучкой пепла. Тут она перевела разговор на
другое и сообщила ему, в чем они нуждаются, а также о том, что ему
предстоит сопровождать их в Лондон. На это он ответил, что к утру оседланы
будут хорошие кони, благо он знает, где их раздобыть: в конюшне аббатства
еще остались лошади, которым пробежка не повредит. Добавил он также, что
рад будет на некоторое время расстаться с Блосхолмом: здесь у него со
вчерашнего дня завелись враги - все те, чьи друзья лежат раненые или ждут
погребения. После этого Эмлин шепнула ему что-то на ухо, и он в знак
согласия кивнул головой, сказав при этом, что мешкать не станет и скоро
будет готов.
В тот же вечер Эмлин отправилась куда-то верхом вместе с хорошо
вооруженным Томасом, объяснив, что хочет испытать коней, на которых им
предстоит завтра ехать. Вернулась она поздно - было уже совсем темно.
- Ну что, достала? - спросила Сайсели, когда они остались вдвоем у
себя в комнате.
- Да, - ответила Эмлин. - Все до единой. Но кое-где каменная кладка
обвалилась, и трудно было пробраться в подземелье. По правде сказать, без
Томаса Болла с его бычьей силой мне самой никогда бы не справиться. К тому
же аббат побывал уже там до нас и изрыл весь пол. Но, дурень такой, о
стене он и не подумал так что все хорошо. Половину вещей я зашью в свою
нижнюю юбку, половину в твою, чтобы риска было меньше. На случай, если
нападут грабители, деньги, что нам оставил этот загребущий ревизор (я ведь
половину отдала ему, когда ты подписала документ), мы будем открыто
держать в кошельках на поясе. Дальше они искать не станут. О, чуть не
забыла: кроме драгоценностей, у меня еще кое-что есть, вот оно. - С этими
словами Эмлин вынула из-за корсажа пакет и положила его на стол.
- Что это? - спросила Сайсели, недоверчиво глядя на грязный лоскут
парусины, в который он был завернут.
- Откуда мне знать? Разрежь и посмотри. Я знаю только, что, когда я
стояла у ворот обители и ждала Томаса, который отводил лошадей в конюшню,
какой-то человек в широком плаще вынырнул из-за завесы дождя и спросил, не
Эмлин ли я Стоуэр. Я сказала "да"; тогда он сунул мне это в руку, велел
непременно отдать леди Харфлит и исчез.
- У этого пакета такой вид, точно он прибыл из-за моря, - прошептала
Сайсели, дрожащими пальцами торопливо вспарывая его. Наконец парусиновая
оболочка была вскрыта, внутренний запечатанный конверт тоже, и в нем,
среди прочих документов, оказался небольшой сверток пергаментных листков,
покрытых корявыми, неразборчивыми письменами. Однако на обороте они смогли
разобрать названия "Шефтон" и "Блосхолм", начертанные более крупными
буквами. Что-то написано было и каракулями сэра Джона Фотрела, а под этой
записью стояло его имя и другие, среди которых были имена отца Нектона и
Джефри Стоукса. Сайсели некоторое время смотрела на документы, потом
сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99