Перед камином, грея тонкие руки,
стоял отец Нектон и оживленно беседовал с Эмлин Стоуэр. При приближении
молодых людей разговор оборвался - очевидно, речь шла о них.
- Госпожа Сайсели, - несколько возбужденно сказал добрый старик, -
боюсь, что печальные обстоятельства привели вас сюда. - И он замолчал, не
зная, что добавить.
- Да, действительно, - ответила она, - если все, что я слышала,
правда. Говорят, что мой отец убит злодеями, но я точно не знаю, за что и
кем, и что аббат Блосхолма собирается взять меня под свою опеку и заточить
меня в Блосхолмский женский монастырь, а я не хочу туда идти. Я убежала
сюда от него, потому что у меня нет другого убежища, хотя вы дурно можете
истолковать мой поступок...
- Только не я, дитя мое. Я не буду выступать против аббата, потому
что по церковному уставу он выше меня, но, примите во внимание, я ему не
присягал в верности, так как этот приход ему не принадлежит, и я не
бенедиктинец [бенедиктинцы - монахи старейшего из католических монашеских
орденов]. Все же скажу вам правду. Я считаю этого человека бесчестным.
Руки у него загребущие; мало того, он не англичанин, а испанец, которого
кто-то подослал сюда вредить нашему королевству, высасывать его богатства,
устраивать бунты и доносить обо всем происходящем на пользу врагов Англии.
- Однако у него при дворе есть друзья. Так, по крайней мере, сказал
мой отец.
- Да, да, у таких людей всегда бывают друзья - деньги покупают их,
хотя, может быть, для него и ему подобных черный день недалек. Да, ваш
бедный отец погиб бог знает как, хотя я давно думал, что ему несдобровать,
ибо он всегда говорил правду, да и вы с вашим богатством - лакомый кусочек
для Мэлдона. А теперь, что нам дальше делать? Это тяжелый случай. Хотите
ли вы укрыться в каком-нибудь другом монастыре?
- Нет, - ответила Сайсели, искоса взглянув на своего возлюбленного.
- Тогда, что же делать?
- О! Я не знаю, - сказала она и разрыдалась. - Что мне сказать вам,
когда я в таком смятении и печали? У меня был единственный друг - мой
отец, хотя временами он бывал груб. Однако по-своему он любил меня, и я
послушалась его последнего совета. - И, потеряв остатки мужества, она
опустилась на стул и, схватившись за голову, стала раскачиваться из
стороны в сторону.
- Это неправда, - смело сказала Эмлин. - Разве я, вскормившая тебя,
не друг тебе и разве отец Нектон не друг, и сэр Кристофер не друг? Уж если
все вы потеряли разум, то я его сохранила, и вот мой совет! Там, на
расстоянии не далее двух выстрелов из лука, есть церковь, а перед собой я
вижу священника и пару, которая сойдет за жениха и невесту. И мы можем
найти свидетелей и кубок вина, чтобы выпить за ваше здоровье, а после
этого пусть блосхолмский аббат беснуется. Что скажете вы, сэр Кристофер?
- Вы знаете, что я думаю, няня Эмлин; но что скажет Сайсели? О!
Сайсели, что скажете вы? - И он наклонился над ней.
Она поднялась, все еще всхлипывая, обхватила его шею руками и
положила ему голову на плечо.
- Я думаю, что это воля божья, - прошептала она, - и зачем
сопротивляться ей мне - его рабе и вашей, Крис?
- А теперь, что скажете вы, святой отец? - спросила Эмлин, указывая
на молодых людей.
- Что еще можно сказать? - ответил старый священник, отворачиваясь. -
Если вы потрудитесь прийти в церковь минут через десять, то найдете там
свечу на алтаре, священника на амвоне и дьячка с открытой книгой. Большего
мы не можем сделать за такое короткое время.
Затем он замолк, словно ожидая ответа, но, не услышав возражений,
прошел через зал и вышел в дверь.
Эмлин взяла Сайсели под руку, повела ее в отведенную им комнату и
там, как могла лучше, подготовила ее к свадебному торжеству. Не было
красивого платья, чтобы ее нарядить, да, по правде говоря, и времени,
чтобы наряжаться.
Но она причесала ее красивые каштановые волосы и, открыв шкатулку с
восточными драгоценностями - великой гордостью Фотрелов, самым редкостным
и древними в округе, украсила ее ими. Она надела на ее высокий лоб обруч с
ниспадающими с него сверкающими бриллиантами, привезенными, как
рассказывала легенда, предком ее матери - Карфаксом - из Святой земли, где
когда-то они были личной собственностью языческой королевы, а на шею
ожерелье из больших жемчужин. Для ее груди и пальцев нашлись броши и
кольца, а для талии - драгоценный пояс с золотой пряжкой; а в ее уши она
вдела две лучшие драгоценности: две большие розовые жемчужины, похожих на
цветущий боярышник, когда он начинает вянуть. Наконец, она накинула ей на
голову вуаль из диковинно сплетенных кружев и с гордостью отступила назад,
чтобы взглянуть на нее.
Теперь Сайсели, все время молчавшая и не сопротивлявшаяся, в первый
раз заговорила:
- Как они попали сюда, няня?
- Твоя мать надела их, когда венчалась, и ее мать тоже, так мне
говорили. И однажды я уже надевала их на тебя, когда тебя крестили,
голубка!
- Может быть; но как ты привезла их сюда?
- Под платьем на груди. Не зная, когда мы снова вернемся домой, я
привезла их, думая что когда-нибудь ты выйдешь замуж и тогда они тебе
пригодятся. А теперь, как это не странно, наступил час свадьбы.
- Эмлин, Эмлин, я уверена, что ты заранее задумала все это, и один
бог знает, чем это кончится.
- Потому и бывает начало, дорогая, чтобы в предначертанное время
наступил конец.
- О, но каким будет этот конец? Может быть, ты надела на меня саван.
По правде говоря, я чувствую себя так, будто рядом со мной смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99