- И дать нашему другу аббату время нашептать на ухо Кромуэлу, а через
него и королю. Нет, нет, я поеду завтра на рассвете с тобой или, если ты
боишься, без тебя, как я ездил раньше и возвращался целым и невредимым.
- Никто не посмеет сказать, что Джефри Стоукс боится человека,
священника или дьявола, - покраснев, ответил старый солдат. - Тридцать лет
ваш путь был хорош для меня и теперь хорош. Я предупредил вас не ради себя
- мне-то безразлично, что будет, - а ради вас и вашего дома.
- Я это знаю, - сказал сэр Джон, смягчаясь. - Не принимай моих слов
близко к сердцу, я сегодня не в себе. Во имя всех святых! Наконец-то мы
дома. О! Чья это лошадь проскакала в ворота до нас?
Джефри взглянул на следы, отчетливо выделявшиеся при лунном свете на
только что выпавшем снегу.
- Серая кобыла сэра Кристофера Харфлита, - сказал он. - Я узнаю ее
подковы и круглую форму копыт. Без сомнения, он приехал навестить госпожу
Сайсели.
- Я запретил ему это, - пробормотал сэр Джон, выскакивая из седла.
- Не запрещайте, - ответил Джефри, забирая его лошадь. - Кристофер
Харфлит может быть хорошим другом для девушки, когда понадобится, а мне
кажется, что это время близко.
- Делай свое дело, мошенник! - закричал сэр Джон. - Чтобы в моем
собственном доме какая-то девчонка и щеголь, желающий поправить свои
пошатнувшиеся дела, не ставили меня ни во что?
- Раз уж вы меня спрашиваете, то, по-моему, они правы, - невозмутимо
ответил Джефри, уводя лошадей.
Сэр Джон большими шагами направился к дому через заднюю дверь,
выходившую в конюшню. Взяв фонарь, стоявший около двери, он прошел по
галереям наверх в гостиную, расположенную перед залом, которым после
смерти матери пользовалась его дочь; тут он предполагал найти ее. Поставив
фонарь на столик в коридоре, он толкнул незапертую дверь и вошел.
Вся передняя часть большой комнаты тонула во мраке. Задняя была
освещена только ярким светом топившегося камина и двумя свечами. Все же
около глубокой оконной ниши мрак рассеивался и озарял ярким светом сидящую
на дубовом кресле с высокой спинкой Сайсели Фотрел, единственное
оставшееся в живых дитя сэра Джона. Это была высокая грациозная девушка с
голубыми глазами, каштановыми волосами и белоснежной кожей, с круглым
ребячьим личиком, какие большинство людей считают красивыми. В эту минуту
это лицо, обычно радостное и лукавое, казалось обычным. И для этого,
видимо, были причины, так как рядом с ней на стуле сидел молодой человек и
что-то горячо говорил ей.
Это был здоровенный молодец, очень широкий в плечах, с правильными
чертами лица, длинным прямым носом, черными волосами и веселыми черными
глазами. Как и подобает влюбленным, он, по всей вероятности, пылко и очень
искренне объяснялся ей в любви; сидя лицом к Сайсели, он о чем-то умолял
ее, а она откинулась на спинку кресла и ничего не отвечала.
Как раз в эту минуту обильный поток слов иссяк: то ли высказавшись до
конца, то ли по какой-нибудь другой причине, но молодой человек перешел к
иному, более действенному способу наступления. Вдруг, соскользнув со
стула, он опустился на колени, взял руку Сайсели и, не встретив
сопротивления, поцеловал ее несколько раз; затем вдохновленный успехом,
раньше чем сэр Джон, задыхавшийся от негодования, смог найти слова, чтобы
остановить его, он обнял девушку своими длинными руками, прижал к себе и
стал целовать ее алые губы, как прежде целовал руки.
Эта дерзость, казалось, разрушила сковывающие ее чары, так как,
оттолкнув назад кресло и высвободившись из его объятий, она поднялась и
сказала дрогнувшим голосом:
- О! Кристофер, дорогой Кристофер, так ведь нельзя!
- Может быть, - ответил он. - Раз вы меня любите, мне все остальное
безразлично.
- Уже два года, как вы знаете это, Кристофер. Да я люблю вас, но увы!
- мой отец не согласен. Теперь уходите, пока он не вернулся, или нам обоим
придется поплатиться за это, а меня, быть может, отправят в монастырь,
куда ни один мужчина не может проникнуть.
- Нет, моя голубка. Я пришел сюда, чтобы просить его согласия.
Тогда наконец сэр Джон не выдержал.
- Просить моего согласия, бесчестный мошенник! - проревел он из
темноты; при этом Сайсели упала обратно в кресло почти в обмороке, а дюжий
Кристофер зашатался, словно пронзенный стрелой. - Сначала обнимаешь мою
дочь у меня на глазах, а потом, позволив себе такую дерзость, просишь
моего согласия! - И он бросился к ним, как бык, готовый к нападению.
Сайсели поднялась, стремясь убежать, но, увидев, что бегство
невозможно, бросилась в объятия своего возлюбленного. Взбешенный отец,
надеясь вырвать девушку из объятий молодого человека, схватил первое, что
попалось ему под руку - одну из ее длинных каштановых кос, - и изо всех
сил стал тянуть ее, пока Сайсели не закричала от боли. При звуке ее голоса
Кристофер тоже вышел из себя.
- Оставьте в покое девушку, сэр, - сказал он тихо и зловеще, - или,
да простит меня господь, я заставлю вас сделать это!
- Оставить девушку в покое? - задохнулся сэр Джон. - А кто держит ее
крепче - ты или я? Это ты должен отпустить ее.
- Да, да Кристофер, - прошептала она, - а то вы меня разорвете
пополам.
Он повиновался и посадил ее в кресло, хотя отец все еще не отпускал
каштановой косы.
- Теперь, сэр Кристофер, - сказал он, - я уж проткну тебя своим
мечом.
- И пронзите сердце вашей дочери вместе с моим. Что ж, пусть будет
по-вашему, а когда мы умрем и вы лишитесь детей, слезы сведут вас в
могилу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99