в 1540 году было обвинен в измене и казнен], прозывающийся главным
викарием, заявил, что вышеупомянутая передача была незаконной и что я
должен вручить вышеупомянутые земли Блосхолмскому аббатству до сретения
или в самый день праздника. Интересно, сколько заплатили Кромуэлу за то,
чтобы он подписал этот приказ без всякого расследования?
Сер Джон налил и выпил четвертый кубок эля, затем принялся ходить
взад и вперед по залу. Наконец он остановился перед камином и заговорил с
ним, как если бы это был его враг:
- Вы умный парень, Клемент Мэлдон, мне говорили, что все испанцы
таковы, вас научили вашему ремеслу в Риме и нарочно прислали сюда. Вначале
вы были никто, а теперь вы аббат Блосхолма и, может, достигли еще
большего, если бы король не поссорился с папой [поводом для реформации
церкви в Англии послужил конфликт между Генрихом VIII и папой римским
Климентом VII, вызванный отказом папы разрешить развод короля с Екатериной
Арагонской]. Но иногда вы забываетесь - ведь южная кровь горяча, и что у
трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не прошло и года с тех пор, как вы
сказали при мне и при других свидетелях кое-какие слова, о которых я вам
теперь напомню. Может быть, когда о них узнает секретарь Кромуэл, он
откажется отдать вам мои земли, а вашу голову, голову заговорщика,
поднимет, пожалуй, еще выше. Придется напомнить вам об этих словах.
Большими шагами сэр Джон подошел к двери и закричал; не будет
преувеличением сказать, что он заревел, как бык. Немного спустя дверь
распахнулась, и появился слуга - кривоногий, коренастый парень, с копной
черных волос на голове.
- Ты не торопишься, Джефри Стоукс? Неужели должен я ждать, когда
вашей милости угодно будет пожаловать? - сказал сэр Джон.
- Как можно прийти быстрее, хозяин? За что вы меня браните?
- Ты еще поспорь со мной, парень. Повтори-ка еще раз и я прикажу тебя
привязать к столбу и отхлестать.
- Вы бы сами себя отхлестали, хозяин! Вышла бы из вас желчь и пары
доброго эля - вот что вам нужно! - хриплым голосом ответил Джефри. -
Бывают люди, не умеющие ценить настоящих слуг, но такие часто умирают в
одиночку. Что вам нужно? Если могу, сделаю, а нет, так делайте сами.
Сэр Джон поднял руку, точно собираясь ударить его, затем снова
опустил ее.
- Люблю, когда человек умеет дать отпор, - сказал он более мягко, - и
у тебя как раз такой характер. Не обижайся на меня, малый. Я злюсь, и не
без причины.
- Злость-то я вижу, а причины не знаю, хотя, может, и отгадаю: ведь
только что из аббатства приходил монах.
- Увы! В том-то и дело, в том-то и дело, Джефри. Послушай-ка! Я
немедленно поеду в это воронье гнездо. Оседлай мне лошадь.
- Хорошо, хозяин. Я оседлаю двух лошадей.
- Двух? Я сказал одну, дурак; разве я скоморох, чтобы ехать на двух
сразу?
- Этого я не знаю, но вы поедете на одной, а я на другой.
Блосхолмский аббат приезжает к сэру Джону Фотрелу из Шефтона с соколом на
руке, с капелланами [капеллан - католический священник, в данном случае
подчиненный аббата] и пажами и с десятком недавно нанятых здоровенных
вооруженных людей. Это больше, чем подобает священнику. Когда сэр Джон
Фотрел едет в Блосхолмское аббатство, его должен сопровождать слуга,
который мог бы держать его лошадь и служить свидетелем.
Сэр Джон испытующе посмотрел на него.
- Я обозвал тебя дураком, - сказал он, - но ты дурак только по виду.
Делай как хочешь, Джефри, только поскорее. Стой! Где моя дочь?
- Леди Сайсели у себя в гостиной. Я видел ее нежное личико в окне;
она так смотрела на снег, будто видит привидение.
- Хм, - проворчал сэр Джон, - привидение, о котором она думает, шести
футов роста и ездит на большой серой кобыле; у него веселое лицо и пара
рук, прекрасно приспособленных для меча и для того, чтобы крепко обнять
девушку. Надо выдумать заклинание, чтобы привидение не появилось, Джефри.
- Очень жаль, хозяин. А вам, может быть, это и не удастся? Заставить
исчезнуть приведение - это дело священника. Мужские руки найдут что
обнять, раз девичьи сами к нему тянутся.
- Эй ты, иди! - заревел сэр Джон, и Джефри вышел.
Через десять минут они уже ехали по направлению к находившемуся в
трех милях аббатству, а еще через полчаса сэр Джон не слишком скромно
стучался в ворота; услышав стук, монахи, как испуганные муравьи, забегали
взад и вперед, так как времена были тяжелые и никто не мог знать, что ему
угрожает.
Узнав наконец гостя, они принялись отодвигать засовы огромных дверей,
опускать поднятый на закате подъемный мост.
Вскоре сэр Джон стоял в комнате аббата, греясь у большого камина; за
ним стоял слуга Джефри, держа в руках его длинный плащ.
Это была красивая комната с потолком из благородного резного
орехового дерева, с каменными стенами, увешанными дорогими гобеленами, на
которых были вытканы сцены из священного писания. Пол бы покрыт роскошными
коврами из цветной восточной шерсти. Так же великолепна была и чужеземная
мебель с инкрустациями из слоновой кости и серебра; на столе стояло
золотое распятие чудесной работы, на мольберте, повернутом так, что свет
от серебряной висячей лампы падал прямо на него, - картина какого-то
великого итальянского художника. На ней изображалась в человеческий рост
кающаяся Магдалина; прекрасные глаза женщины были обращены к небу, она
била себя кулаком в грудь.
Сэр Джон огляделся и презрительно фыркнул.
- Ну, Джефри, как ты думаешь, где мы находимся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99