Ты видела шрамы у меня на спине. - О боже! Подумать только,
- прошептала она, - тебя, англичанина из знатного рода, били, словно
скотину, эти злодеи и дикари! Как мог ты перенести все это, Кристофер?
- Не знаю, жена. Думаю, что, не находись подле меня этот ангел в
образе человека, монах Мартин - мир его благородной душе, - по меньшей
мере трижды спасший мне жизнь, я бы или раздробил себе череп об уключины
для весел, или перестал бы есть, чтобы подохнуть с голоду, или учинил бы
что-нибудь такое, что вынудило бы мавров покончить со мной. Я ведь считал
тебя умершей и вовсе не хотел жить. Но Мартин внушал мне другое, убеждая
меня, что не напрасно я столько страдал. О своих собственных муках он
никогда не говорил и уверял, что, как ни ужасна моя участь, все для меня
сложится к лучшему.
- И поэтому ты решил выжить, муж мой? О, этот Мартин поистине святой,
и я выстрою раку для его останков.
- Не только поэтому, дорогая. Я жил для мщения Клементу Мэлдону -
человек он или сам дьявол, - который причинил мне столько горя и мук, что
из-за них я преждевременно постарел, - при этом он указал на свой
изборожденный морщинами лоб и волосы, где уже проступала седина, - для
мщения также и этим пиратам-магометанам, державшим меня в рабстве. Да.
Хотя Мартин и порицал меня, когда я ему признавался, думаю, что ради этого
я и жил. И богу известно, - мрачно добавил он, - что потом, когда мы их
разгромили, я хорошо мстил туркам повсюду, где только можно было. О,
видела бы ты мою и Джефри последнюю встречу с капитаном этой пиратской
галеры и его помощниками, которые нас в свое время избивали! Нет, я рад,
что ты этого не видела: жестокое и кровавое было зрелище, даже не очень-то
мягкосердечных испанцев, и тех оно проняло.
Он замолк. Чтобы изменить ход его мыслей, ибо в течение всей своей
дальнейшей жизни Кристофер, вспоминая об этих вещах, мрачнел на долгие
часы и даже дни, - Сайсели быстро заговорила:
- Хотела бы я знать, что произошло с нашим врагом, аббатом. Его так
тщательно разыскивали; дороги находятся под наблюдением, и мы знаем, что
никого с ним нет, - все его чужеземные солдаты перебиты или захвачены.
Думаю, Кристофер, что он погиб в огне.
Он покачал головой.
- Дьявол в огне не погибает. Где-нибудь он скрывается, замышляя, кого
бы еще убить - может быть, нас или нашего сына. О, - добавил он с яростью,
- пока руки мои не сжимают ему горло, а кинжал мой не торчит у него в
груди, нет для меня покоя: я с ним не рассчитался, да и вы оба не в
безопасности.
Сайсели не нашла что ответить. Когда на Кристофера находило такое
настроение, с ним трудно было говорить. Тяжкие страдания выпали ему на
долю, и, подобно ей, он спасся только чудом.
Внезапно воцарилась необычайная тишина. Черные дрозды перестали
по-зимнему стрекотать в кустах остролистника. Стало так тихо, что слышно
было, как сухой лист упал с дерева на землю. Наступала ночь. Последний
багровый луч заходящего солнца сверкнул в морозном небе, и блеск его
озарил все кругом. В этом свете зоркие глаза Кристофера заметили, как
что-то белое мелькнуло под сенью бука, где они сидели. Как тигр прыгнул он
туда и в тот же миг возвратился, таща какого-то человека.
- Гляди, - сказал он, поворачивая голову своего пленника так, чтобы
на нее падал свет. - Гляди, я поймал-таки змею. А, жена, ты ничего не
видела, но я его высмотрел, и наконец-то, наконец он у меня в руках!
- Аббат! - изумленно прошептала Сайсели.
Это и вправду был аббат, но как он изменился! Его некогда полное,
оливково-смуглое лицо казалось теперь лицом скелета, еще обтянутым желтой
кожей, а в глазницах вращались темные, налитые кровью, неестественно
большие глаза. Тонзура и щеки поросли серой щетиной, все тело как-то
ослабело и съежилось, мягкие холеные руки казались теперь руками женщины,
умершей от какой-то изнурительной болезни и так же, как одежда его, была
покрыты грязью. Надетая на нем кольчуга болталась, одного сапога не
хватало, и из продырявленного чулка торчали пальцы. Он дошел до крайнего
падения.
- Бросай оружие, - проворчал Кристофер, тряся его, как терьер трясет
пойманную крысу, - не то умрешь! Сдаешься? Отвечай.
- Как он может ответить, - вмешалась Сайсели, - когда ты сжал ему
глотку?
Кристофер снял руки с его горла, но схватил за запястья. Аббат же
сделал глубокий вдох, ибо почти лишился сознания, и упал на колени - не
моля о пощаде, а просто от слабости.
- Я пришел сдаться на вашу милость, - сказал он, - но, услышав ваш
разговор, понял, что мне надеяться не на что. Да и как могу я рассчитывать
на милосердие, когда сам не проявлял его. К тому же дело мое, великое
дело, ради которого я жил и боролся, видимо, погибло. Дайте же мне умереть
вместе с ним. О большем я не прошу. Но вы благородный человек, и потому я
прошу вас об одном одолжении. Не выдавайте меня вашему злодею королю,
который станет меня пытать, повесит, четвертует. Убейте меня сейчас. Вы
скажете, что я напал на вас и вы защищались. Оружия у меня нет, но вы
можете сунуть мне в руку кинжал.
Кристофер поглядел на жалкое существо, лежащее у его ног, и
засмеялся.
- А кто мне поверит? - спросил он. - Правда, никто, пожалуй, не
спросит, ведь и я, и любой другой может безнаказанно лишить вас жизни.
Впрочем, пусть это дело разбирает королевский трибунал.
Мэлдон вздрогнул.
- Пытки, виселица, четвертование, - повторил он, тяжело дыша. - Разве
я предал того, кому никогда не служил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99