По
правде сказать, для того чтобы он согласился сюда приехать, я вынуждена
была сама составить ходатайство об обследовании монастыря и подписать его.
Теперь ты видишь, как сильно я люблю тебя, моя Сайсели.
- Матушка, - ответила она, - этого не должно, не может быть.
- Увы, дитя мое, что ты тут сделаешь? Эти ревизоры да и те, кто их
посылает, жадный народ. Я слышала, что они повсюду отбирают земли и
имущество у таких монахов и монахинь, как мы, и если уж очень повезет,
кое-кто из монахов получит жалкое пособие на хлеб насущный. Когда-то у
меня были свои средства, но они все ушли на выкуп фермы в долине, которую
захватил аббат, и на то, чтобы удовлетворять его дальнейшие
вымогательства.
- Послушайте, матушка. У меня есть богатство, спрятанное, я сама
хорошо не знаю где, но Эмлин знает. Оно принадлежит только мне - это
семейные драгоценности Карфаксов, перешедшие ко мне от матери. Из-за
них-то мы и попали на костер: в обмен на сокровище аббат предлагал нам
жизнь, а когда было уже слишком поздно, то более легкий конец, чем смерть
от огня. Но я не позволила Эмлин раскрыть ему тайну: какое-то предчувствие
было у меня, и теперь я знаю, что поступила правильно. Матушка, мы
продадим эти камни и выкупим вашу землю, а может быть, и добьемся у его
королевской милости разрешения не закрывать вашу обитель, так чтобы вы с
прочими сестрами могли жить в ней и служить богу, как это делалось на
протяжении многих поколений. Даю вам клятву от своего имени, от имени
моего сына, а также и мужа, если он жив.
- Но если твой муж жив, милая моя Сайсели, ему, возможно, понадобится
это богатство.
- Нет, матушка, он его не получит - разве что встанет вопрос о его
жизни, свободе или чести. Да и сам он, узнав, что вы сделали для меня и
нашего ребенка, с радостью отдаст вам его и все, что у него самого есть;
да он будет считать это своим долгом.
- Хорошо, Сайсели, во имя божие и от своего собственного имени -
благодарю тебя. Посмотрим еще, посмотрим! Только берегись, чтобы доктор Ли
не узнал об этом сокровище. Но где оно спрятано, Эмлин? Не бойся открыть
мне тайну; неплохо будет, если ее узнает кто-нибудь, кроме тебя, а я
думаю, что опасность для вас миновала.
- Да, скажи, Эмлин, - сказала Сайсели. - Я раньше не расспрашивала
тебя, опасаясь своей собственной слабости, но теперь мне любопытно. Здесь
нас никто не услышит.
- Хорошо, госпожа, я тебе скажу. Помнишь, в тот день, когда сгорел
Крануэл, мы искали убежища в центральной башне, откуда я унесла тебя,
бесчувственную, в подземелье? Там мы пролежали всю ночь; и, когда ты была
без сознания, я все время ощупывала пальцами стену, пока не обнаружила,
что один камень от времени и сырости расшатался, - за ним оказалось пустое
пространство. В этой дыре я и спрятала драгоценности; они лежали у меня на
груди, завернутые в шелк. Потом я заполнила дыру мусором, собранным с
полу, и положила на место камень, укрепив его кусками извести. Это третий
камень, если считать от восточного угла, во втором ряду над полом. Туда я
их положила, и там они лежат и поныне. Никто их в стене не обнаружит,
разве что башню разрушат и сравняют с землей.
В это мгновение раздался стук в дверь.
Когда Эмлин открыла ее, вошла монахиня и сказала, что королевский
ревизор хочет побеседовать с настоятельницей.
- Пусть он зайдет ко мне, - я ведь не могу двигаться, - сказала мать
Матильда. - А вы, Сайсели и Эмлин, побудьте со мной, при таком разговоре
не плохо иметь свидетелей.
Минуту спустя появился в сопровождении своих секретарей доктор Ли; он
был пышно разодет и тяжело дышал, так как ему пришлось подняться по
лестнице.
- К делу, к делу, - произнес он, не успев даже как следует ответить
на приветствие настоятельницы. - Монастырь ваш секвестрирован по вашему
собственному ходатайству, сударыня, поэтому мне незачем заниматься
предварительным обследованием. Впрочем, я готов признать, что, по всем
данным, слава у него неплохая: никаких скандальных историй о нем
неизвестно - может быть, потому, что все вы уже вышли из возраста, когда
занимаются шалостями. Предъявите-ка теперь все документы, акты на владение
землей и данные по доходам от аренды, чтобы я мог принять их от вас по
должной форме и объявить о закрытии обители.
- Сейчас я за ними пошлю, - смиренно ответила настоятельница, - а
пока скажите же мне, что нам, бедным монахиням, теперь делать? Мне
шестьдесят лет, и сорок из них я прожила в этом доме. Среди сестер тоже
нет молодых, а некоторые еще старше меня. Куда нам деваться?
- Живите в миру, сударыня. Вы найдете, что там неплохо и для всех
места хватает. Бросьте гнусавить молитвы, откажитесь от грубых суеверий -
да, кстати, не забудьте передать нам все ценные ковчежцы для мощей и
другие папистские эмблемы, отлитые из драгоценных металлов, которые у вас
имеются, - и ступайте в широкий мир. Выходите замуж, если сможете найти
мужей, занимайтесь полезными ремеслами. Делайте, что вам вздумается, и
благодарите короля, который освобождает вас от бремени нелепых обетов и из
плена монастырских стен.
- Вы даруете нам свободу умирать с голоду. Понимаете ли вы, сэр, что
делаете? Сотни лет жили мы в Блосхолме и в течение ряда поколений молились
богу о душах людей и заботились о их земных нуждах. Никому мы не делали
зла, а все, что получали от своей земли или от благочестивых деятелей,
раздавали щедрой рукой, ничего себе не оставляя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99