— Мы,— особо подчеркивая это местоимение, с еще большей убедительностью продолжал он,— решили перевести тебя в райком заведующим отделом агитации и пропаганды...
Малхаз почувствовал необыкновенно приятное, будоражащее душу и током пробежавшее по телу тепло. Радость это была, что ли...
Смятение охватило его, захотелось вскочить, двигаться, бежать куда-то, но выдержка и самообладание, унаследованные от деда и отца, загнали внутрь обуревавшие его чувства и пригвоздили к стулу.
Вахтанг Петрович выжидающе смотрел на Малхаза, а тот сидел, опустив голову, и секретарю очень понравилось его поведение. Ни излишней поспешности, ни излишнего восторга молодой человек не проявил. Он держался так, словно все слышанное его ни чуточку не волновало.
Хладнокровие и невозмутимость Малхаза покорили Вахтанга Петровича.
Но радость, птицей взметнувшаяся в сердце Зенклишвили, все же выдала его — голос его слегка дрогнул, когда он проговорил:
— Если я вас верно понял, заведующим отделом агитации и пропаганды...
— Да, да, заведующим,— тотчас подтвердил Вахтанг Петрович.
— А Цквитинидзе? — Малхаз поднял голову и посмотрел ему в глаза.
Вахтанг Петрович улыбнулся: это уже было согласие (собственно, иного ответа он и не ждал), и согласие красивое — окольное, вежливое, сдержанное. Это тоже понравилось первому секретарю.
— За Цквитинидзе не беспокойтесь, он работник способный, мы его не обидим,— секретарь извлек из изящного позолоченного портсигара импортную сигарету, с самодовольным видом закурил, затянулся,— крутанем небольшую карусель, и вы оба прекрасно устроитесь.
— Что крутанете?..— с почтительностью спросил Малхаз и впервые за всю эту беседу улыбнулся.
Вахтанг Петрович тоже улыбнулся,— несколько иначе, чем Малхаз.
— Ряд одновременных перемещений по службе мы для удобства называем «каруселью». Это, так сказать, наш жаргон. Вот теперь... но это должно остаться в полной тайне! — секретарь метнул в него быстрый, внезапно посуровевший взгляд, как бы предупреждая: «чтобы нигде ни слова!» — Вот теперь мы переведем второго секретаря на пост председателя исполкома райсовета, на его место изберем секретаря; на освободившееся место секретаря выдвинем Бежико, а на место Бежико тебя назначим. Понял, что такое карусель?..
-- И вправду отличная штука! Все в выигрыше, ни один не пострадал,— поддержал Малхаз.
Вахтанг Петрович громко, от души расхохотался. Ему все больше и больше нравился этот молодой человек с его несвойственной молодости степенностью, внутренней силой и этакой устойчивостью.
— Значит, так,— Вахтанг Петрович поднялся.— Будем считать вопрос решенным. Послезавтра я еду в Тбилиси для согласования и утверждения перемещений, а в следующую среду проведем вас на бюро.
Он обошел стол, остановился перед Малхазом.
— А сегодня прошу ко мне, пообедаем вместе, по-семейному. Жду тебя к шести,— Вахтанг Петрович протянул ему руку и по обыкновению энергично пожал, только сильнее, чем обычно, и дольше, чем обычно, задержал его руку в своей.
В назначенный час Малхаз был перед коттеджем Вахтанг Петровича.
Этот изящный двухэтажный дом, выкрашенный светло-розовой краской, в Самеба почему-то все называли коттеджем. Если говорили «коттедж», значит, подразумевали дом Вахтанга Петровича.
Для семьи из трех человек он был, пожалуй, великоват: три комнаты со всеми службами в первом этаже и три комнаты на втором.
Рабочий кабинет Вахтанга Петровича, служивший ему одновременно и спальней, находился в первом этаже. Человек, очутившийся в этой комнате, не сразу бы определил, кто ее хозяин: партийный работник или страстный охотник.
Стены сплошь были увешаны медвежьими шкурами разного цвета и размера. На шкурах висели множество ружей, сабель, пистолетов — дамбача, а выше — чучела фазанов, куропаток, ястребов, орлов.
Коттедж стоял в середине просторного двора, обрамленного высокими платанами. Вокруг дома зеленела хорошо ухоженная трава.
Некогда здесь, на бывшей окраине Самеба, прилегавшей к железнодорожой станции, шелестел яблоневый сад, принадлежавший местному князю. Ныне же это был центр поселка.
Княгина, женщина европейски образованная, плодовые саженцы выписала из Франции. Таких диковинных деревьев в Самеба не видывали. Необыкновенно низкорослые и ветвистые, они прекрасно выдерживали любой ветер, приносили обильный урожай, плоды имели на редкость вкусные, сочные, мясистые, да и собирать их было нетрудно.
Эти низкорослые яблони самебцы называли по-русски «карликами» вместо грузинского слова того же значения «джуджа» (вероятно, вслед за княгиней, ибо она по-русски говорила лучше, чем по-грузински).
Со временем сад одичал, захирел. А уж военные годы его и вовсе доконали: ограда развалилась, многие деревья высохли, другие насаждения поредели. После войны эту территорию передали детскому саду, однако и тогда не появился у сада подлинный хозяин, никто не хотел утруждать себя уходом за фактически ничейными гибнувшими деревьями. По саду бродили свиньи, козы, коровы, живущие по соседству крестьяне сушили там белье, а по субботам и воскресеньям приходили сюда подвыпившие компании, располагались на траве и пили вино, раскидывая вокруг мусор... В такие вечера допоздна заливалась зурна и далеко слышны были пьяные выкрики и нестройное пение...
Вахтанг Петрович, вернее, его своенравная супруга облюбовала для жилья именно это место.
Довольно большую часть сада огородили высоким деревянным забором, уцелевшие деревья, столько повидавшие на своем веку, срубили, а посреди участка выстроили уютный и комфортабельный дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152