А Маринэ-то, Маринэ! Вместо того, чтобы поцелуем ответить на поцелуи, она ржала, словно ее кто под мышками щекотал, и только подставляла Малало свои красные щеки.
— Ты от души нас благословляешь, тетушка Малало? — в упор спросила вдруг она с лукавой улыбкой.
— Ой, пусть солнце для меня померкнет, что ты такое говоришь, Маринэ! Да как же я могу сына благословить, если не от души? А ты — МОЕГО сына избранница! Да пусть даже он уродку из уродок бы привел, я и тогда слова против не сказала бы! Уж на это еГО воля...
Малало НЕ могла скрыть обиды, вызванной испытующими вопросами будущей НЕВЕСТКИ. Глаза у НЕЕ сузились в ЩЕЛОЧКИ, брови вздернулись, и дышала она прерывисто.
Маринэ смекнула, что переборщила. И, чтобы загладить НЕЛОВкость, схватила будущую свекровь в объятия и давай ее расцеловывать. Исцеловала, исчмокала всю, да так звучно, с шумом, казалось, бумажные хлопушки лопаются.
Малало выглядела растерянно Стояла потупив голову и концами головного платка утирала СЛЕЗЫ.
— Это от радости,— пояснила она, чтобы Маринэ НЕ обиделась, и улыбнулась, но улыбка-то получилась нерадостная.
Маринэ сейчас ЖЕ освоилась и начала располагаться: маленький столик, уставленный сладостями и вином, подтащила к тахте, стянула с ног свои лакированные сапоги, забралась на тахту и устроилась поуютнее, обложившись подушками. ЕЕ МЯСИСТЫЕ КОЛЕНИ, обтянутые СВЕТЛЫМИ чулками, вызывающе торчали из-под куцего платья.
Малало НЕВМОЧЬ было созерцать эту непристойную наготу, она вынесла из СОСЕДНЕЙ комнаты шаль собственной вязки и прикрыла ноги очередной НЕВЕСТКИ.
— Спасибо, тетушка, как ты угадала, что МНЕ холодно? — оживилась Маринэ.
Малало с ТЯЖЕЛЫМ сердцем вышла из комнаты.
Она была в таком СМЯТЕНИИ, ЧТО никак НЕ могла успокоиться, чтобы ВСЕ как СЛЕДУЕТ обдумать. Лицо горело, сердце словно что-то сжимало, а в ушах звучал по-мужски громкий, беззастенчивый хохот Маринэ.
Вот уж ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, из огня да в полымя!
ПОСЛЕ истории с Ликой избавиться еЩЕ И ОТ Маринэ — это было бы слишком, люди стали бы бог знает что говорить, на ВЕСЬ СВЕТ бы их ославили. Если бы НЕ это, Малало, уж будьте уверены, шарахнула бы отсюда нахальную девку! Вошла к ним в дом, словно в свой директорский кабинет в музыкальной ШКОЛЕ, И разговаривает с НЕЙ, с Малало, как с уборщицей!
— Чтоб ТЕБЯ разорвало, и того, кто ТЕБЯ выбрал, ТОЖЕ! — пробурчала Малало и с таким отчаянием махнула рукой, точно прощалась со ВСЕЙ СВОЕЙ будущей жизнью.
А Маринэ и Малхаз в это время о ЧЕМ-ТО ОЖЕСТОЧЕННО спорили. Они так яростно налетали друг на друга, что можно было подумать: ссорятся. Малало НЕСКОЛЬКО раз даже заглядывала в дверную ЩЕЛЬ — НЕ ссорятся ли они вправду, но опасения ее оказались напрасными.
Маринэ сидела и НЕ думала уходить — до самой полуночи досидела. Тут только Малхаз ПОШЕЛ провожать ее ДО дому.
Когда он вернулся, мать была уже в ПОСТЕЛИ. Лежала, укрывшись одеялом с головой, не шевелясь, и он решил, что она спит.
Но разве могла она уснуть?
Сердце у нее огнем горело. Даже с мужем не могла она поделиться своими переживаниями. Боялась, вдруг он воспрепятствует выбору сына, а это тоже было бы плохо. Говорить с Малхазом не имело смысла, она хорошо знала, что сын от своего решения не отступится.
Потому-то она и уклонилась от возможного разговора, потому и притворилась спящей. Впервые Малало не захотела объяснения с сыном и прибегла к такому обману.
Годердзи пришел домой за полночь.
Вроде бы трезвый пришел, хотя, по расчетам Малало, он должен был быть изрядно выпившим.
В последнее время, именно с той поры, как его стали таскать по прокуратурам да народным контролям, Годердзи замечал за собой одну странность: сколько бы он ни выпил, вино его не брало. Иной раз ему страстно хотелось напиться допьяна, и пил он помногу, много больше против обычного, но голова оставалась ясной.
Словно прокляли его или заговорили — не пьянел, и все!
Эта непостижимая трезвость порядком мучила Годердзи.
Он буквально завидовал тем, кто мог напиваться до бессознательного состояния. Как, например, этот олух Баграт. Да не олух, а очень даже себе на уме был Баграт, ей-богу! Накормит своих овчарок, и шабаш! Ни забот, ни раздумий, ни тревог. Поставит перед собой бутылочку чистой виноградной водки двойного перегона, и потихонечку, полегонечку до самого донышка дойдет, а потом тут же завалится на тахту, тулупчиком накроется и заснет так, что пушками его не разбудишь. Так до самого утра и дрыхнет без задних ног, с боку на бок и то не перевернется. Ни о сыне мысль его не гложет, ни о доме, ни об имуществе...
Малало в ту ночь ни звука не проронила. Но наутро Годердзи только глаза открыл, Малало тут как тут, сразу его оглоушила. Она села на постели и заговорила с раздражением:
— Ты вот все дни болтаешься невесть где, а на нас опять бог разгневался.
— Это по каким же таким признакам ты решила?
— Твой сын новую невесту нашел. Только и эта, как и прежняя, никуда не годится...
Годердзи аж подскочил, повернулся и сел, уставившись на жену.
— Кто она? — кое-как выговорил он наконец.
— Кто? Гм... Сандры дочка, которую раньше Лолой звали, а теперь она себя Маринэ величает.
— Директор музыкальной школы? — быстро спросил Годердзи и стукнул себя по колену. Новость сразила его, словно он впервые это услышал.
— Во-о, во, именно, она самая.
Годердзи снова стукнул себя по колену. Молчал горестно, словно его известили о смерти близкого человека.
— Она, видать, так в него вцепилась, что от нее уж мы не избавимся,— качая головой, раздумчиво проговорила Малало.
— Чуяло мое сердце! Мне раза два говорили про них, но вроде как сплетню, слух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152