Правда, прокурор либо «забывал» платить деньги, либо начинал искать их по множеству карманов, и искал так долго и суматошно, что Годердзи всякий раз прерывал его возню. «Не нужно, не беспокойся, дай бог тебе на радость это употребить»,— говорил обычно управляющий базой прокурору, который всякий раз одинаково улыбался и одинаково благодарил его...
Прокурор исподлобья кинул беглый взгляд на вошедшего, не переставая писать.
Наконец, спустя довольно долгое время, закончил он свою писанину, поднял голову и, слегка вытянув шею, вопросительно уставился на Годердзи.
— Вам известно, зачем я вас вызвал, гражданин Зенклишвили?
— Откуда же мне знать, мне никто ничего об этом не говорил. Прокурор, вытаращив глаза, долго сверлил Годердзи взглядом, потом начал суетливо рыться в ящиках стола. Он перерыл весь стол, но так-таки и не нашел нужной бумаги. А бумага-то, оказалось, лежала сверху, на столе, перед самым его носом. «Вот ротозей,— с горечью думал Годердзи,— и в руках такой вот бестолочи должна находиться судьба человека?»
Прокурор, обнаружив бумагу, опять вперил в Годердзи лишенные какого-либо выражения глаза и как-то вдруг, внезапно проговорил:
— На вас поступили обличительные документы.
— А от кого они поступили? — простодушно спросил Годердзи. Эту невинную любознательность прокурор счел вызывающей и грозно свел брови. .
— Гражданин Зенклишвили, здесь только мы задаем вопросы, а вы обязаны на них отвечать, понятно?
Годердзи ничего не ответил, только переминулся с ноги на ногу.
— Вам понятно? — громче переспросил прокурор.
— Понятно,— спокойно ответил Годердзи и огляделся вокруг.
— Вы можете сесть,— сказал прокурор так, словно оказывал великую милость.— Вы обязаны, согласно описи вашего имущества...— продолжил он, чеканя слоги и делая паузу после каждого слова, дабы удостовериться, правильно ли понимает его управляющий базой, но тот его прервал:
— Мое имущество пока еще никто не описывал...
— Простите, но уже описали. Просим извинения, что эту операцию мы произвели без вашего предварительного согласия,— по его тону невозможно было понять, издевается он над Зенклишвили или действительно приносит извинения.
— Когда вы описали? — спокойно, будто между прочим, спросил Годердзи.
Прокурор долго раздумывал, следует ли ему отвечать на этот вопрос или нет, наконец, после глубокого колебания, ответил:
— Сегодня описали. Вот акт, лежит у меня. Вы удовлетворены?
— Вполне... Одно только...
— В чем дело?
— Ничего ли вы не упустили во время описи?
Прокурор долго изучал Зенклишвили и, не отвечая, бесцветным голосом продолжил:
— Вы должны в той же последовательности, в которой указано в акте, или, иначе говоря, согласно акту, разъяснить нам, где, когда, по каким расценкам и от кого вы приобрели каждую вещь, зафиксированную в акте.
— Разрешите задать вам один вопрос?
— Что ж, задавайте.
— Я, во всяком случае, пока,— Годердзи широко развел руки,— не нахожусь под судом и не являюсь обвиняемым. По какому праву вы описываете мое имущество и допрашиваете меня?
— Я отвечу вам на это. На вас поступили обличительные документы, удостоверяющие, что у вас имеются антикварные вещи, представляющие культурно-историческую ценность, и, как таковые, согласно существующим законам, должны быть взяты на учет. Например, кровать графа Безбородко, которая ныне стоит у вас...
— Ложь,— воспротивился Годердзи,— никакой не граф! Это Исак сказал в шутку, шутку подхватили некоторые местные дуралеи. Эту кровать я купил во Львове...
— Повремените,— резко прервал его прокурор, подняв руку.— У нас имеются такие сведения, и мы обязаны проверить их истинность. Да, у вас находится кровать графа Безбородко и ломберный стол маршала Мюрата, обитый зеленым сукном. Это ответ на первую часть вашего вопроса. Что же касается второй его части, что вы, мол, не находитесь под судом, это ничего не значит: мы запросто можем отдать вас под суд, для нас в этом нет никакой сложности. Есть еще вопросы?
— Нет.
— В таком случае прошу вас поставить свою подпись под этим вот документом. Это расписка в том, что вы без разрешения никуда из Самеба не выедете.
Годердзи долго изучал отпечатанную на пишущей машинке бумажку и лишь после этого поставил внизу свою подпись.
— Теперь вы пока что свободны,— с непонятным раздражением проговорил прокурор и, не взглянув более на Годердзи, снова зарылся в бумаги.
Годердзи не мог бы сказать с уверенностью, послышалось ему или в самом деле так было, но, во всяком случае, ему показа-ось, что это «пока что» прокурор произнес с особым ударением.
Третий подневольный визит Годердзи был в райисполком.
В отличие от прокурора и председателя народного контроля, председатель райисполкома не заставил его ни минуты ждать в приемной: как только секретарша доложила ему о приходе Годердзи, он тотчас пригласил его к себе.
Умудренный горьким опытом первых двух визитов, Годердзи несмело вошел в знакомый кабинет и остановился посредине. Председатель, молодой человек приятной наружности, тотчас поднялся с кресла, вышел из-за письменного стола, приблизился к Годердзи и крепко пожал ему руку. Затем сел за длинный приставной стол заседаний и усадил Годердзи напротив себя.
Такой прием целительным бальзамом умастил душу Годердзи.
Уж какую бы неприятную весть ни сообщил ему председатель райисполкома, он теперь все принял бы с равным спокойствием, как должное. Вежливое обхождение, доброжелательный тон разговора и деликатно задаваемые вопросы действовали на Зенклишвили, как хорошая скребница на холеного коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152