В один из дней он отправился за материалами на базу.
Все здесь теперь было чужим, незнакомым. Большую вывеску сняли. Здание конторы выкрасили желтой краской. Работники были все новые, а сама база фактически пустовала.
Новый начальник, краснощекий толстяк, конечно, сразу узнал Годердзи. Подошел, приветливо поздоровался, осведомился о здоровье, о том о сем. Когда Годердзи изложил ему свою просьбу — дескать, хочу немного цемента, черепицы и лесоматериала,— начальник от души рассмеялся.
— Дядя Годердзи,— сказал он,— уж не думаешь ли ты, что сейчас старые времена, когда ты получал и «левый» и «правый» и не знал, куда товар девать! Теперь к нам поступает только то, что в плане стоит, а иной раз я и того недополучаю. Лесоматериал — вон он, лежит. Ежели что подойдет, я с радостью тебе отмерю, забирай.
Годердзи беглым взглядом окинул этот лесоматериал и хмыкнул. Такой лес в свое время шел у него разве что на дрова.
И он поехал в Ксани. Разыскал там старых друзей и привез домой грузовик черепицы и грузовик кирпича. Затем съездил в Гори. Там тоже повидал приятелей и раздобыл немного лесоматериала. А уж потом поплевал на ладони и взялся за работу. Сам плотничал, сам штукатурил.
В понедельник следующей недели он вышел на свою новую работу.
Километрах в пяти, к западу от Самеба, по соседству с бывшим садом купца Барагамова, выделили участок для питомника. Несколько лет назад здесь находился небольшой питомник колхоза, но по какой-то причине его упразднили, и все насаждения одичали и зачахли. Теперь дело это предстояло поднимать заново.
Ранним утром, придя на работу, Годердзи долго стоял перед огороженным колючей проволокой обширным участком сухой, мостами поросшей жесткой бурой травой земли, по одну сторону которого торчали какие-то высохшие саженцы, а в дальнем конце маленькие елочки, высаженные очень близко друг от друга. Клочки привились, несмотря ни на что, и благодаря тесноте стоили сплошной зеленой стеной.
На краю участка, при дороге, он увидел развалюшку. Несколько раз обошел ее кругом, потом отпер ржавый замок ржавым же гвоздем и вошел внутрь. Маленький столик, железная печка и два стула с расшатанными ножками — вот все, что он там обнаружил. Да еще на столе — порожняя винная бутылка и жестяная банка из-под рыбных консервов с присохшими остатками содержимого. По столу деловито бегали муравьи.
Он прождал до полудня, но никто не появился.
Тогда он решил сходить в райком.
Первого секретаря, разумеется, беспокоить не стоило, Годердзи вошел к заведующему отделом. Удивленный завотделом долго хлопал ресницами и недоумевал — откуда, мол, я возьму людей. В конце концов он снял трубку и позвонил первому секретарю, доложил о просьбе Годердзи.
Трубка в ответ что-то грозно забубнила. Лицо у завотделом так вытянулось, словно оно было из резины и кто-то тянул его книзу.
Трубка вскоре умолкла, но оторопевший завотделом долго еще продолжал держать ее в руках. Очухавшись наконец, он извинился перед Годердзи, горячо пообещал на следующее же утро прислать людей, сорвался с места и сломя голову выбежал из кабинета.
Годердзи усмехнулся в усы. Не требовалось обладать особой проницательностью, чтобы понять, что секретарь дал хороший нагоняй завотделом, велел срочно принять меры и куда-то услал.
Действительно, наутро, едва Годердзи пришел в питомник, следом прибыл грузовик, из кузова которого один за другим попрыгали на землю четверо мужчин и две женщины. Из кабины вылез еще один парень, лет этак двадцати двух, с очень симпатичной физиономией. По всему его облику, по движениям было видно, что это шустрый, горячий, энергичный паренек.
Годердзи он понравился с первого же взгляда. У него были красивые выразительные серые глаза, густые каштановые волосы, мощные шея и плечи.
— Здравствуй, дядя Годердзи! Вот, привез я тебе бригаду. Сказали, потом еще подбросят людей,— весело обратился парень к Годердзи,— вы, говорит, только работу разверните...
— Ну, здравствуйте, люди добрые! — приветствовал прибывших Годердзи. Двое мужчин неохотно ответили «здравствуй», остальные стояли молча.
— Кто нас за людей-то считает,— желчно отозвался один, то туда таскают, то сюда по разным работам!..
— Это он для вежливости сказал, а то разве же сам не знает, что никакие мы не люди,— комментировал другой и хихикнул.
— Ты откуда родом-то? — обратился Годердзи к молодому парню, который, по-видимому, считался среди прибывших старшим.
— Из Самеба я, Харатишвили. Мы с верхнего района. Залико меня зовут.
— Это чей же ты будешь? — заинтересовался Годердзи.
— Зураба Харатишвили сын.
— А деда как звать?
— Алекс и.
— Который это, что кузнечил, что ли?
— Ага, тот самый,— обрадовался Залико.
— Вот оно как! Значит, хорошего человека внук.
Этот короткий диалог оказал удивительное действие на прибывших. Они вдруг осознали, что имеют дело не с каким-то черт знает откуда взявшимся чужаком, а со своим же, местным, коренным.
Женщины переглянулись, улыбнулись, у мужчин лица прояснились...
Да, корни в Грузии, слава богу, еще и по сей день очень много значат...
Годердзи оглядел своих новых подначальных. Расспросил каждого, кто он, откуда. Женщины оказались из колхоза Сандры, обе уже немолодые, но, по всему видно, привычные к труду и проворные. Мужчины были не моложе пятидесяти. Трое из них малость жидковаты, но один выглядел дюжим, крепким крестьянином.
Шофер и Залико сгрузили из кузова несколько лопат, кирки, ломы, топоры, длинную двуручную пилу «бирдабири» и занесли все в развалюшку.
— Каждое утро, кроме субботы и воскресенья, моя машина ровно в семь тридцать будет стоять возле склада «Заготзерна», очень прошу, не опаздывайте, чтобы мне не приходилось ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152