»
И следом возникла и утвердилась другая мысль: да ведь они нарочно проигрывают, мерзавцы!
Когда Вахтанг Петрович обобрал всех подчистую, он наконец закончил игру в нарды и, сладко потянувшись, встал.
Карманы его заметно оттопыривались.
— Эх вы, играть не умеете, а туда же, тянетесь,— шутливо пожурил он ограбленных партнеров и, явно довольный, весело (и на этот раз, кажется, искренне) расхохотался.
— Человек и его характер проявляются во всем: и в игре, и в делах, и в радости, и в печали,— патетически резюмировал завотделом пропаганды, который обожал широкие умозаключения и обобщения, тем более если они сулили ему какую-то пользу. А что похвала начальству приносит гораздо больше пользы, нежели порицание, Бежико Цквитинидзе давно хорошо усвоил.
— Вы мне говорили, якобы хозяин наш — человек хлебосольный, — заговорил Вахтанг Петрович.— А я что-то не вижу этого, он нас едва с голоду не уморил, столько времени за нардами заставил просидеть. Или, раз твой подчиненный проигрался, ты нас уже не собираешься к столу звать, любезный хозяин? — обернулся он к Годердзи.
И началось... Во главе стола усадили Вахтанга Петровича. Рядом с ним — учительницу Марику. Она все это время крутилась, вертелась, сновала туда и сюда, будто бы помогала (а на самом деле больше мешала) Малало накрывать стол. Марика была женщина общительная, жизнерадостная, кокетливая и к тому же — в самом, что называется, соку.
Годердзи вот уже несколько дней готовился быть тамадой — ведь в традиционном грузинском доме тамадой должен быть обязательно хозяин, таков обычай. Он вот-вот уже хотел поднять первый тост, и вдруг этот выскочка (так назвал он в душе Бежико Цквитинидзе) вскочил и предложил выпить за Вахтанга Петровича, «нашего дорогого и бессменного тамаду».
Все поднялись и стоя осушили бокалы в честь новоиспеченного тамады.
Годердзи опешил. Он сроду не слыхивал, чтобы посторонний человек в доме, гость, избирал тамаду, тоже гостя. От изумления и растерянности он некоторое время слова не мог вымолвить.
Вахтанг Петрович даже ради приличия не стал отнекиваться и отказываться. Куда там! Свое избрание он принял как нечто само собой разумеющееся, поблагодарил, как положено, за честь, встал и первый тост провозгласил за процветание дома Зенклишвили. «Пусть,— сказал он,— наша нога будет счастливой для этой семьи».
Говорил он долго, цветисто и пышно. Припомнил даже труд Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и с многозначительностью мудреца заключил: семья была, есть и будет основной ячейкой жизни, и мы должны хранить как зеницу ока ее чистоту, прочность, неприкосновенность. Семью Малало и Годердзи Вахтанг Петрович объявил прекраснейшим образцом грузинской семьи вообще и умножение таких семей признал залогом процветания всей Грузии.
Гости сразу развеселились. Певцы, которых пригласил Годердзи, после каждого очередного тоста тамады стройными голосами запевали какую-либо из застольных песен, словом, пир в плохоньком домишке Годердзи шел горой.
Время от времени и Годердзи, разохотившись, начинал подпевать певцам, и его звучный густой баритон придавал песне особую прелесть.
Учительница Марика сидела не шевелясь, словно прилипнув к стулу. Вахтанг Петрович, обняв ее за плечи, нашептывал ей на ухо какую-то, видимо, очень забавную историю, и она заливисто смеялась.
Надо отдать справедливость Вахтангу Петровичу, тамада он оказался прекрасный. Он вел стол так уверенно, умело, как бывалый капитан — корабль.
С большим почетом провозгласил и выпил он персональный тост за Годердзи. Конечно, припомнил, каким удалым плотогоном был Годердзи, причем очень красочно рассказал о жизни плотогонов, полной риска и опасностей, требующей подлинного мужества, выдержки, сноровки и физической силы. Затем перешел к
лесопилке и особо отметил, что до установления Советской власти эта лесопилка была единственным учреждением, которое основал выходец из крестьянского класса и которая принесла столь многие блага местному населению. Затем пришел черед кирпичного завода, и он подробно говорил о выдающихся заслугах Годердзи в его основании; а уж о базе тамада говорил особенно пространно и подробно, красноречиво охарактеризовав прекрасную работу ее энергичного управляющего.
Годердзи как зачарованный внимал живописной речи тамады и лишь недоумевал, откуда секретарь так здорово осведомлен о его жизни и работе. Вахтанг Петрович восхвалял и возносил его и говорил столь витиевато, что моментами Годердзи терял нить и уже не мог сообразить, о нем идет речь или о ком-то другом. В заключение тоста секретарь сказал: «Я очень рад, что нахожусь в твоем доме, с этого дня мы должны еще больше подружиться и сблизиться». Он подозвал к себе Годердзи, несколько обалдевшего от всего происходящего, выпил с ним на брудершафт и трижды вперекрест поцеловал.
Гости, видя, что первый секретарь так почтил хозяина, наперебой бросились его расхваливать. Они расписали его «колоритную и светлую личность», наговорили с три короба правды и неправды, и у Годердзи голова и вовсе кругом пошла.
Исака Вахтанг Петрович оставил напоследок. Тост за его здоровье он повел издалека, долго подбирался к сути. Сперва поговорил о хозяйстве вообще, затем остановился на вопросе организации и руководства в советской торговле, затем осветил роль учета в народном хозяйстве, подчеркнул, что работники учета и торговли — золотой фонд нашего сельского хозяйства, хотя некоторые ограниченные люди смотрят на них свысока, и все свои положения подкрепил высказыванием Сталина о работниках сферы обслуживания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152