..
— Сейчас, сыночек, сейчас! — всполошилась мать и торопливо зашаркала по лестнице.
Внизу, возле лестницы, держась под руки, стояли ее сын с незнакомой гостьей.
Малхаз казался чуточку ниже нее. Она была крепко сбитая, ширококостая, в теле. Глаза такие же медовые, как и у Малало, и густые волосы тоже, как и у нее. Характерное для самебских женщин белокожее с правильными чертами лицо, на котором сейчас играл румянец. Незнакомка с улыбкой смотрела на Малало, а та от неожиданности так растерялась, что забыла и поприветствовать гостью.
— Мама, неужели ты не узнаешь Маринэ, дочку Сандры? — Малхаз одной рукой обнял мать за талию и заглянул ей в глаза.
— Ой, чтоб я ослепла, и впрямь ведь не узнала! Поди ко мне, дочка, дай мне тебя обнять! Ты так изменилась да так похорошела, куда же узнать, совсем и не узнаешь! — Малало обняла ее, троекратно поцеловала, потом рукой отстранила от себя и пристально на нее поглядела.— Да разве тебя не Лолой звали? — удивленно спросила вдруг она.
— Ага, Лолой, а теперь Маринэ зовут - с легким кокетством Ютветила гостья и громко рассмеялась.
— Это как же? — изумилась Малало.
— Она переменила имя,— пояснил матери Малхаз.
— Я все-таки буду звать тебя Лолой, так уж я привыкла,— заявила Малало.
— Ну что ты, мама,— вмешался Малхаз.— Как ей самой больше нравится, так и называй.
— А чем плохое имя Лола? — не унималась Малало.
— Ах, мама,— Малхаз скривил губы в точности так, как Годердзи,— нельзя же из-за всего спорить? Говорят, зови ее Маринэ, что тебе от этого?
— Не понимаю я, как человек имя меняет! Имя свое до гробовой доски носить надо. Иначе какое же это имя?
— Не обижайся, Маринэ, ты ведь знаешь, как старые люди упрямы,— извинился за мать Малхаз. И, взяв под руку гостью, повел ее вверх по лестнице. На мать и не глянул.
Малало быстро накрыла сладкий стол — подала свою знаменитую каду, медовую халву, хранящийся в опилках виноград, да такой, точно только что из виноградника, и в хрустальном высоком графине — алое тавквери. Подала — и хотела было выйти, оставить их одних, но Малхаз воспротивился, не отпустил мать, усадил рядом и сказал, что должен сообщить ей важную новость.
Оба они, и Малхаз и Маринэ, были очень оживлены. Маринэ громко хохотала, ее высокая грудь при этом сотрясалась. И весь облик, и смех ее были грубоваты. Разговаривала она тоже громко, как бы выкрикивая слова.
Малало не подавала виду, однако чувствовала себя обиженной: и сын, и гостья не обращали на нее ни малейшего внимания и вели себя так, словно ее и вовсе здесь не было.
«Глядите-ка,— думала Малало,— какая, оказывается, бесстыдница, ишь, гогочет, хоть тебе что, да как нагло держится! Ой, чтоб тебе лопнуть!»
Она мысленно сравнивала Лику и Маринэ. Правда, ни одна, ни другая не были ей по душе, но теперь, на фоне Маринэ, Лика казалась куда более приятной. Дочка Петровича все-таки обладала определенным обаянием. Несмотря на свою взбалмошность и капризность, она выглядела симпатичнее, нежнее и приветливей.
А эта была по-деревенски груба и манерами, и внешностью, словно фигурка, грубо вытесанная из бревна.
«Такие, как она, из твоего же дома тебя выставят да и бровью не поведут. Правда, в ней сильно чувствуется наше, самебское,— размышляла Малало,— но, видать, в городе нахальства она понабралась. Ведет себя так, будто лучше нее в целом свете нет. Подумаешь, директор музыкальной школы... царицей себя мнит... Охо-хо, солоно мне придется с такой невесткой! Может, через нее раньше времени в могилу сойду. У такой кобылы и сердце кобылье будет, и лягнет тебя, как кобыла...»
С той поры Малало так и прозвала Маринэ и никаких, иначе в мыслях своих ее не поминала.
Находиться с ними Малало становилось невмоготу. Несколько раз она решала уйти. Но как только порывалась встать, Малхаз хватал ее за руку и усаживал обратно.
Малало сделала одно немаловажное наблюдение: если прежде, бывая с Ликой, Малхаз суетился, всячески старался ей угодить, завоевать ее расположение, то теперь дело обстояло иначе. Правда, Малхаз, конечно, проявлял явное внимание к дочери председателя, однако тут уж не Малхаз изощрялся, а, наоборот, Маринэ перед ним распиналась.
Малало смотрела и сравнивала поведение бывшей невесты и нынешней, и постепенно убеждалась, что нынешняя куда более стремится привлечь к себе ее сына, чем прежняя.
Малхаз тоже, конечно, понимал это, и его очень радовало откровенное стремление Маринэ к нему.
— Мама,— изменившимся голосом произнес вдруг Малхаз, встал и, взяв за руку Маринэ, заставил и ее встать.
Малало в смутной тревоге посмотрела на них, и сердце у нее екнуло.
Да, она не ошибалась!..
И тут Малхаз окончательно развеял возможность всякого сомнения:
— Мама, мы с Маринэ решили пожениться, благослови нас!.. В голосе его звучали и торжественность, и в то же время робость.
— Ой! — Малало хлопнула себя рукой по щеке и застыла. Впоследствии, всякий раз, когда она вспоминала эти минуты, ей становилось неловко, и она думала: «Чего это я одеревенела тогда, ведь знала, наперед знала, что он мне скажет». Но то, первое известие, которое она услышала из уст сына, прозвучало для нее как первый удар грома.
— Что, тетушка Малало, может, вы не рады тому, что я войду в вашу семью? — испытующе, словно судья подсудимого, спросила Маринэ.
— Ой, да что это ты говоришь, моя девочка! — возразила Малало, только понять нельзя было, искренне или нет.— И я, и мой муж рады той, которую наш сын выберет! Просто я растерялась, так это неожиданно, а то... Пусть счастливой будет твоя нога в нашем доме, обоих вас благословляю...
Малало подошла к будущей невестке, обвила рукой ее талию, привлекла к себе и трижды крест-накрест поцеловала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152