— Почему ты ничего не говоришь, поверить, не рад? — главный бухгалтер испытующе уставился на управляющего базой.— Другой на твоем месте в пляс бы пустился! Шутка ли, сын — секретарь райкома! Эгей, начальничек, проснись, погляди, какие дела на свете делаются!
У Годердзи в голове опять проклятый вечер ожил, и опять зазвучали в ушах те слова, которыми Малхаз его оглоушил: «Ты, отец, видно, больше о деньгах печалишься, а о том не заботишься, что дальше последует».
Управляющий базой покинул кабинет раньше обычного и в отвратительном расположении духа отправился домой.
Он знал, что раз уже такая вещь произошла, ему не отвертеться от кутежа. Разве ж Вахтанг Петрович упустит случай кутнуть во здравие новоиспеченного секретаря!
Малало уже известили о повышении сына.
Она встретила Годердзи на балконе, в наброшенном на плечи теплом стеганом халате, с платком на голове.
— Как ты считаешь, к добру ли повернулись дела нашего сына или нет? — озадачила она вопросом мужа, как только он ступил на балкон.
— Э-эх, милая моя Малало,— качнул головой Годердзи.— Разве так легко узнать их дела, их пути-дороги!.. Это мы потом раскумекаем, самое меньшее через год, не раньше...
— Не знаю, меня-то все поздравляют, человек десять, наверно, прибегали, целовали меня, обнимали...
— А что, разве не приятно такую симпатичную женщину целовать?
— Э-э, тебе бы все шуточки-прибауточки, так и прошутил всю жизнь! И не думаешь, ко времени ли шутка, не смотришь, уместна ли, и возраста своего не помнишь...
— Ладно, ладно, скажи лучше, подготовилась ты или нет?
— К чему это я должна подготовиться?
— А ты не знаешь, что сегодня нам без гостей не обойтись? Вот увидишь, того и гляди прикатят и потребуют магарыч. Ничего не поделаешь, надо будет встретить их как подобает, что ни говори, а сегодня мы с тобой родителями секретаря стали...
— Да ну их, с их секретарством, оставили бы они нас в покое, лучше было б.
— Давай, давай, берись по-своему за дело да ничего не жалей, как бы оно ни было, для твоего сына это большой успех, большой скачок. Может, хоть сейчас успокоится, попритихнет...
— А если, наоборот, большего пожелает?
— И то может быть. Аппетит приходит с едой...
И вот, едва свечерело, во двор Зенклишвили бесшумно вкатились четыре «Волги».
Гости неспешно, уверенно выходили из автомобилей и поднимались по широкой лестнице. Впереди шел Бежико Цквитинидзе, открывал шествие.
Недели две назад его назначили вторым секретарем райкома. На высвободившееся место Бежико и посадили Малхаза.
В дверях Бежико специально остановился, подчеркнуто уступил дорогу Вахтангу Петровичу и с почтительностью последовал за ним.
Церемониал этот Бежико выполнял безупречно: когда он находил нужным, он опережал первого секретаря, точно оберегая его от возможной опасности, а когда был убежден, что ничего «опасного» нет, становился в сторону, щелкал каблуками, как офицеры старых времен, и уступал дорогу первому секретарю. Этим он и выражал почтение и показывал окружающим: вот, дескать, каким нужно быть учтивым и преданным начальству.
Вахтанг Петрович облобызал Годердзи. Когда пришел черед Бежико, он тоже, в подражание начальству, троекратно расцеловал Зенклишвили, затем тоном победителя и покровителя громко обратился к нему:
— Ну, что я тебе говорил, Тандилович? Твой парень богатырскими шагами пойдет вперед, говорил я или нет? Ведь сбылось мое предсказание? То-то... Сегодня, дорогой батоно Годердзи, мы кутнем на славу!
Кутнули действительно на славу.
И случилось так, что и на этот раз отец с сыном столкнулись в полутемном марани, пропитанном терпким, хмельным запахом вина.
Годердзи собирался выходить с полными кувшинами, когда случайно или намеренно в дверях появился Малхаз.
Малхаз вернулся домой вместе с гостями, однако Годердзи каким-то образом не встретился с сыном, даже взглядом с ним не обменялся.
Теперь же они стояли и в упор смотрели друг на друга.
Малхаз глядел исподлобья и казался смущенным. У Годердзи лицо посуровело.
Сын первым улыбнулся отцу.
— Папа, ты на меня обижен?
— Обижаются на посторонних. У меня душа болит.
— Я виноват перед тобой. Необдуманно наболтал всякое...
— Не наболтал, а высказал то, что в сердце таил.
— Ну что ты, папа, разве я э т о в сердце держу!
— Видно, это. Потому что все тебе представляются такими же бездушными карьеристами и эгоистами, как ты сам.
— Нет, клянусь мамой!
— Клятвами неправду прикрывают, не к лицу мужчине к клятвам прибегать. Пропусти меня.
— Папа, не отравляй мне сегодняшний день.
— Пропусти, за столом вина не хватает...
— Не пропущу, пока ты со мной не помиришься...
— Смотри ты на него!.. Слушай, парень,— Годердзи поставил оба кувшина на бетонный пол, обеими руками взял сына под мышки и, словно куклу, переставил в сторону.— Ты, милый мой, будь хоть секретарем райкома, хоть председателем правительства становись, все равно того опыта, какой у меня, у тебя нет... Я говорить не мастак, красивые речи вести не горазд, но чутье у меня в десять раз острее, чем у тебя. Когда я что-нибудь указываю или советую, тебе следует больше к моим словам прислушиваться, дурного я тебе не посоветую. Этот человек тебя все кверху тащит, возвышает, как может, а ты его дочь, по-моему, без причины опозорить собираешься. Это тебе не простится, поверь мне, люди скажут, мол, он человека использовал и отшвырнул, так и скажут!
— Отчего же без причины, причина всегда найдется!
— Говоришь, причина найдется?
— Ну а как же?!
— Выходит, ты только повод ищешь?
— Почему повод, я ту самую причину приведу, которая промеж нас встала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152