На лестнице веранды появляется белобородый хозяин.
- Ростислав Михайлович, рад вас видеть!
Мы дружелюбно и искренне крепко жмем друг другу руки. Таким он остался у меня в памяти и теперь, когда я, спустя десять лет, пишу эти строки. Живой, бодрый, ласковый Как трудно мне представить его другим: сломанным грустным, усталым, каким он стал после того, как его сняли с должности Директора.
- Маруся! - Звонким ласковым голосом кричит он на хозяйку. - Выйди-ка, пришел Ростислав Михайлович.
Он выходит дородная, круглолицая, розовая, уже немолодая, но еще красивая, в фартуке, с закасанимы руками. Арсений Петрович смотрит на нее влюбленно, с нежной гордостью он явно гордится из своей жены, она красивая и что так хорошо выглядит, как на свои годы, и такая хорошая хозяйка.
Я склоняю в поклоне и целую пухлую руку.
Обедали мы за длинным столом, накрытым на веранде. Пава, распустив перья своего фантастического хвоста, важно расхаживала по площадке перед верандой. Червоночорни, жовточервони, зозулястосири, белые куры суетливо толпились под верандой. Мы бросали им хлебные крошки, и они, дзьобаючы друг друга, поднимали громкий и беспорядочный ярмарочный шум.
Темно-зеленые стеклянные бочонки в виде медведей и низенькие приземистые граненые рюмки предоставляли стола старомодного вида. Пухлые большие пироги были горой наложенные в длинную, с белой лозы плетеную корзину, что на табуретках стоял возле стола. Это были истинные пироги, печеные не в духовке, а в печи на широких жестяных листах. Так же и борщ был вареный в печи в большом чугуне. Борщ был с бараниной, с зажаркой, хорошо отстоянной, как положено хорошему украинском борща.
Пили за мое здоровье, здоровье хозяина, хозяйки, всех собравшихся вместе и каждого в отдельности. Поднеся рюмку, я выразил сожаление, что научные серьезные темы и другие служебные обязанности, вне Совещанием, желание не потерять ни капли драгоценного, как вино, времени, помешали мне отдать достаточно времени работам Совещания и присутствовать на всех заседаниях.
Иван Васильевич Гуля тянулся ко мне с рюмкой через стол:
- Ростислав Михайлович, разве мы ... И вы! .. Как же бы не вы ...
Шумиха, снявшийся за столом, смутив по ту сторону веранды испуганных кур, показал единодушие гостей в поддержке Гулиного приветствия. Все, вместе с Гулей, искренне разделяли его сочувствие ко мне, слишком перегруженного работой, раздавленного тяжестью служебных, возложенных на меня обязанностей.
Со мной чокаются, со мной здороваются и мы, стоя, до дна допиваем рюмки, полные острой с горьковатым костным привкусом вишневки.
Иван Васильевич Гуля в восторге затягивает «Многая лета». Как и все, что делал Гуля, это было трогательно, хаотично и какой-то мере глупо.
После обеда, казалось бы никогда не конечном в своем удивительно грандиозном объеме, мы все вместе, по приглашению хозяев, перешли к середине комнаты. На стенах нарядных комнаток я увидел интересную, небольшую, но с хорошим вкусом подобранную сборник картин украинских художников. Рядом с прекрасным речным пейзажем в сиреневых тонах, темперой Васильковского, висела в широкой декоративной манере написана картина Василия Кричевского. В простенке между двух открытые на улицу окон, где акация протягивала щедро свои кисти цвета, висел бархатный пейзаж Бурачека, репинских этюд к «Запорожцев» и барочный графика Нарбута.
- А Линник? - Спрашиваю я. - Почему я не вижу у вас никакого Ленника?
- Линник? - Почти с благоговейным уважением отвечает хозяин. - У меня есть коллекция его эскизов, рисунков и фот из его картин, которой, я уверен, вы вряд ли еще найдете где-либо.
И на столик, накрытый вязаной скатертью, ложится несколько крупных папок и громоздких альбомов в тяжелых шкурятяних переплетах.
Да, это было нечто совершенно исключительное, вполне замечательное.Сжадно интересом я погружаюсь в рассмотрение сборки. Я открывает для себя неожиданности. Особенно интересно подобранные его эскизы и рисунки с 1907-1908 гг, когда в связи со строительством варяжской церкви Линник часто приезжал и подолгу жил в Екатеринославе.
праву следовало бы говорить о екатеринославский период в творчестве этого мировой славы, моего наиболее любимого великого мастера. В эти годы хаотичная стихийность несколько неуравновешенный и слишком порывистый первых его произведений уступает место монументальной завершенности. В его творчестве входят элементы византинизму, наделен соборности, клясицизму, одновременно строго патетического и вместе с тем мистически проницательного. Если на первых его произведениях отразился варяжский дух Святослава, покорителя, всадника, губитель царств, то здесь им овладевает другая варяжская тема, дух Владимира, основателя городов, строителя и басилевса, Владимирова путь становилась путем Ленника в этот период.
Арсений Петрович, слишком велик для этой невысокой комнаты, стоит рядом со мной.
- Критика, - говорю я, обращаясь к нему, - была совершенно права, отметив влияние Врубелевский фресок из Кирилловской церкви на фрески и мозаики Ленника в Варяжский церкви. Но до этого надо было бы добавить, что Линник отстранил ту хоробливу мечтательность, блидобилявий тон, который лежал на них. Если Врубель был близок к Достоевскому, то Линник к Константина Леонтьева.
Я благодарю хозяину за показаны мне сокровища и добавляю:
- Если, - говорю я, - в зависти может быть хоть малейший оттенок благородства, то я завидую вам, что вы обладаете такой прекрасной, так сказать, уникальной сборником.
Арсений Петрович явно счастлив моих слов. Он убирает картинки Ленника, чтобы взамен положить на столик альбом с образцами крестьянских вышивок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62