День кончено. Покой душе у меня. Придет добрый сон и принесет блаженство забвения.Срадостной надеждой я посматриваю на свежее белье приготовленного ко сну постели.
И тогда я слышу осторожный стук в дверь. Я поражен неожиданностью: что это значит? Так поздно? кто это может быть?
И вдруг у меня появляется мысль, что это Лариса. Неужели она? Неужели она сидела внизу на скамье бульвара и ждала, пока загорится свет в окне моей комнаты?
Сумасшедшая невыносимая радость потрясает меня. Бросает меня к двери. Кровь приливает к лицу. Пламенем пожаров проносятся перед моим взором лепестки роз. Краски взрываются. Тысячи метеоров зажгутся бушуют, кружат во мне и вокруг меня.
Я настежь отворяет дверь. Триюмфальний крик «Лариса» готов вырваться у меня с середины моей существа.
За дверью в коридоре передо мной с виноватой физиономией стоит Гуля.
Он просит прощения, что в такой поздний час после того, как мы уже расстались, он решается еще раз побеспокоить меня. Но он надеется, что я пойму его после того, что я ему сказал, он не может пойти домой. Его просьба, чтобы я ему немного выяснил.
Я делаю любезное лицо. Я заставляю себя улыбнуться. Я улыбаюсь с ласковой доброжелательностью. Я прошу его зайти в комнату. Я одсуваю кресло. Я предлагаю ему садиться. Я устраиваю его в кресле якнайвигиднише. Я веду, как гостеприимный хозяин. Разве он не видит, как я рад, что он зашел ко мне? Я забочусь, чтобы угостить его. Я нажимаю на кнопку звонка. Я сажусь в кресло против него.
- Вы что пить, мой друг? Почему вы предпочитаете предпочесть: водка, коньяк, ликер?
Он смотрит на меня удивленными глазами. Он не понимает меня.
- Пить? Как это пить?
- Ну, как обычно! Вы были добры пожаловать ко мне. Я очень рад. Я хочу вас угостить. Мы выпьем!
- Но ...
Он ссылается на позднее время.
- Никаких но! .. Именно потому, что уже поздний час! ..
Он теряется.
- Нет, я не пить, а чтобы вы мне выяснили ...
Я перебиваю его, Я не чувствую никакого сожаления. Я заявляю категорически:
- Мы будем пить! За вами остается только право выбрать, что вы предпочитаете: водка, коньяк, ликер?
Он слушает меня с невыразимым ужасом. Еще пить из вновь после того, как столько было выпито? Но у Гули побеждает уважение ко мне. Он не решается отказаться. Нет, ему, этому Гули, явно не хватает наглости.
Он ищет для себя спасения, останавливая свой выбор на ликере.
- Вы предпочитаете ликер? Ладно, пусть будет ликер! ..
Гуля делает ошибку. На его месте был, оказавшись в роли жертвы, я выбрал бы коньяк! Это далеко безопаснее, чем паскудная слащавая продукция Спиртотресту. Коньяк, в любом случае, естественнее, особенно дорогой коньяк без всяких суррогатных примесей! Но жребий брошен. Сегодня ты получишь, в мужское, свой Рубикон, через который тебе придется перейти с той отменой против Цезаря, последний на своем черепе не имел ни волосинки, а тебя украшает буйная шевелюра. Официянтови, который появляется на звонок, я заказываю:
- Бутылку Бенедиктин! И пожалуйста, даст не рюмки, а стопки!
Гуле пришлось пить. После каждого глотка, он видставляв стопку сторону. На каждое мое домогательство, он отказывался, он пробовал восстановить разговор, оправдаться передо мной, спасти себя. Его совесть была поражено, но я прерывал его.
- Никакой философии. Никакой достоевщины. Я никого Ставрогин, вы никто Алеша или князь Мышкин. Я не любитель сцен с выворачиванием нутра.
Я не давал ему говорить. Я заставил его пить. Наконец ему стало плохо, он потерял сознание и заснул.
Я вызвал горничную, и мы устроили Гулю на диване.
Я был жесток к нему? Возможно. Но не было еще более жестоко с его стороны нарушать мой покой поздней ночи, когда человеку выпадает спать, и добиваться от меня ответа на вопрос, не имеющие ни психологического аргументации, ни обобщенного оправдание.
Официально я уехал уже на следующий день, фактически я остался.
Вихрь, снявшись из бездны, подхватил меня. Порыв бури нос в хаос, в котором нельзя было дать себе никакой совета.
Дни и ночи потеряли свои пределы. Мы погрузились в бездну стихийного потока. Моторов лодкой мы ездили вниз по реке до порогов. Мы стояли на берегу и слушали рев встревоженной реки. Река кричала, выла как раненый зверь. Из раны лохматого зверя текла голубая кровь. Бурное течение раздавливал лазурь. Шал реки привлекал своей опасностью. Срываясь с камней, пенистый поток Стрем вниз. Седина пену бесились от боли.
Я пытался перекричать гул реки.
- Страх имеет свои прелести, Лариса! Или ты не боишься?
Она покачала гоповою. Нет, она не боялась.
Первозданий камень возвышался из воды. Черные скалы торчали в авреоли пены. Мы были перенесены на тысячелетие назад. Мы дышали дыханием наших палеолитических предков. Обнаженный берег был берегом скандинавского фйорду. Желтые волосы Ларисы было золотом северной Сольвейг. Какие опасности скрывало нашу любовь, или никаких?
На следующий день мы поехали вверх по Днепру до Каменского. Здесь мы сошли на пристань, чтобы следующим пароходом, который придет сверху, вернуться обратно. Я предложил взять лодку и переехать на другой берег.
- Пароход сверху придет нескоро. Мы еще есть время.
Мы переехали на другой берег, вытащили лодку на песок. Был серый заоблачный день. Крупинки сажи засоряли песок. Горький запах лозы насыщал воздух. Вода плескалась о днище лодки. Лариса сидела, не снимая платья, охватив руками наряды на коленях, что его раздувал ветер,
- Ты не хочешь сбросить с себя одежду?
В ответ я слышу категорическое:
- Нет!
- Тебе холодно? - Спрашиваю с оттенком заботы. Я осматриваю небо, затянутое тучами:
- Сегодня мрачноватый день!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62