В ней все очень просто! Возможно, что эта изысканная, художественная простота есть самое главное в том впечатлении, которое остается от нее.
Я хотел видеть, возможно, надо было слышать. Слышно, но что? .. Возможно, я до сих пор шел ошибочной тропинке. Надо было искать не зрительного, а слухового образа, не малярного, а музыкального. Границы, где первый превращается в другую.
Я смотрю на женщину, на серебряную наготу выпуклого склона горы, почерневшим металлом старой сасанидских чаши встает передо мной, и на спрагнилих устах своих я чувствую горький привкус, как от степного, пылью припорошенные полыни. Кто скажет, откуда и почему пришла ко мне эта тоска и окутала сердце и сжала грудь, тоска, не именуется, что появляется незваная, омрачает и гасит радость света?
Над дальним гребнем высокой горы, над крышами домов и верхушками деревьев, зеленой полосой протянулись наверху, ползла, закрывая небо, темная грозовая туча.
Вдруг сверху сорвался предгрозовую вихрь и понесся низом, срывая с деревьев листья, вздымая пыль на серой брусчатке улицы и желтый на аллейке песок.
Женщина, склонив голову, торопливо ускорила шаги.
Но я знаю: ветер пронесет над городом облака, развеет дождь.
Грозы не будет! ..
И тут возникла музыка!
Такт за тактом рождалась мелодия. Она рождалась из предгрозовой тревоги, с вихря, снявшийся в далеких просторах степи, пронисшись над зелеными полями пшеницы.
Все читче и читче, все полнее и насыщеннее звучат звуки. Несется музыкальная река мира ... Я погружаюсь в нее, я растворяюсь в ней. Еще мгновение, еще немного и я вспомню мелодию, вхоплю звуки, узнаю их, узнаю ту музыкальную фразу, с разрозненных звуков и отдельных тактов вырастает во мне и вокруг меня пока в смутных и неокреслених отрывках.
Я смотрю на золотую сияние волос женщины, на красные каблуки ее ботинок, на стройную озабоченного фигура, и с середины меня из глубины памяти, из чувства полынно терпкости, с тоски, что родилась, неизвестно откуда придя ко мне, в последнем напряжении воли, выныривают несколько тактов, очень прозрачных и простиx.
Они прозвучали, отодвигая в сторону сомнительную тревогу невнятных упоминаний, подобных на пятна. Я знуздав шаткое неуверенность, еще смущало меня. Я узнал их. Это они.Это такты, состоящие в определенную, четкую и внятную музыкальную фразу.
И тогда, когда из разрозненных отдельных тактов сложилась музыкальная фраза, у меня уже не было никакого сомнения: именно здесь в этой музыкальной фразе - корни моих сегодняшних поисков, моих сих пор до конца не освидомлених впечатлений.
Я повторяю снова и снова музыкальную фразу. Теперь я знаю, откуда она:
- Это ляйтмотив со Второй симфонии Шиманивського! Да, это из нее! Это ляйтмотив Второй, «экстатической» симфонии Шиманивського, насыщенной пламенем страсти, принесшей молодому автору признание и мировую славу, выдвинула композитора сразу в передовой строй величайших мастеров.
- Да-ра, ра-ра, ра-ра!
Я повторяю одну за другой варияции ляйтмотиву, основной темой которого является эта очень простая и прозрачная фраза, представшая во мне, когда я, глядя на эту женщину, пытался выяснить себе, почему, при первом впечатлении от нее, мне показалось, что я ее знаю.
Ляйтмотив говорит о пылком и непосредственное чувство любви, построенное на степень экстаза, способные сжечь, потрясти, захватить и не насытить.
Музыкальное чувство просыпается вместе со зрительным, сочетается с ним, переплетается, перекрывает его, овладевает им. Это мелодия, которую я вижу. Это зрительный образ, который я слышу это любовь, раскрывается одновременно в слуховом и зрительном восприятии.
Там на расстоянии впереди меня идет женщина, которую я слышу. Да, это она. Это ее походка, ее стройная осанка, золото ее белокурых волос, темная синева глаз - синие васильки в пшенице!, Быстрые торопливые шаги. И голос ее, которым она мне тогда ответила на паперти:
- Вы ошиблись, гражданин! Я вас не знаю. Такой звонкий, гибкий и глубокий голос Я не колеблюсь сейчас. Теперь я вполне уверен, и ничто не может поколебать моей уверенности Эта мелодия - это она. Это она, эта женщина, которую я здесь так неожиданно встретил, любовь к которой определило объединении этой музыкальной темы. Ею, этой женщиной, лишь им и никем другим згучить каждая варияция ляйтмотиву.
Я в восторге от этого открытия. Мне хочется бить в барабаны, трубить в трубы, прыгать, бежать. Я должен с кем поделиться своим открытием, кому рассказать, что случилось.
- Но почему прежде не ей?
3 мне человек не только меняющихся настроений, но и таких же внезапных поступков. Решено - сделано. Я навздоганяю ее. И иду рядом с ней. Я вижу сложи тяжелое волосы, зачесанные вверх, высокие виска прямого лба, легкую розовость смуглых щек, узкий, четко очерченный нос, темно-синие цвет ее глаз.
У меня нет никаких сомнений. Я представляю себе: он, высокий и широкоплечий, еще свойственно юноша, так же, как я, шел когда рядом с ней, нога в ногу и смотрел, жадный, нетерпеливый, возбужденный, в темную синеву ее глаз. И у него тогда возникли эти прозрачные и простые такты, что говорят о жаворонков в небе, о темносиние васильки между колосьями дозрелой пшеницы, о облако, поднимается на небосклоне и о предгрозовую вихрь, который неизбежно сорвется и пронесется над полями, степи, им и ней.
Немного перед ней, опередив ее на полшага, склоняясь над ней, я говорю:
- Простите! Я очень прошу простить. Я понимаю: с моей стороны это совершенно некорректно, почти дико. Я веду, как истинный нахал, подхожу к вам на улице и обращаюсь к вам.Я для вас вполне незнакомая особа, но я хотел бы, чтобы вы не приняли это за плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62