- Ну что вы можете сказать на это? Архидермо, разве не так? .. Я же вам говорил!
Не помню, что это было за полотно, перед которым мы оказались. Видимо, это был совсем шабльонний какой пейзаж. Красные маки над желтой глиной обрыва. Желтоватые поля спелой пшеницы. Клюмбы в саду перед террасой с осенними астрами. вообще нечто вроде этого.
- Такое ничтожное паскудство надо уничтожать, жечь, драть! - Гремел Линник: - За это надо вешать!
- Впоследствии, - и Линник таинственно понизил голос, - это и делать из малярами подобного сорта. Их будут мучить их сажать в зарешеченные клетки, их будут расстреливать.Засылать в Сибирь!
Он говорил это шепотом, с наслаждением, полный прожорливой мести против искусства, которое он ненавидел всеми фибрами своей души.
На мое счастье, у него не было коренья, чтобы проткнуть ею картину, и не случилось нож, чтобы разорвать ним полотно.
Он ограничился тем, что одхаркнув, сплюнул и сказал с негодованием:
- Чистоплюи!
Серая тень женщины, хранило спокойствие зальет, отделилась от двери и, неслышно проскользнув по навощеному паркете, оказалась перед нами:
- Здесь, господин, запрещено плевать на пол. Для этого в углу стоит плевательница.
Это задело Ленника. Он разволновался.
- Вы слышали? Видя такое ветоши, нельзя человеку даже плюнуть! .. Пойдем отсюда, пойдем! Где позавтракаем! Если, - и после павзы, с горечью посмотрев на меня, он добавил, - если вы не возражаете!
Ему перечить? .. Это если в его устах звучало бы явным издевательством надо мной, если бы за всем этим не прятался, прикрытый шумом и дебошами, внешне никогда не обнаружен боль острой одиночества, личной и творческой.
... Он хитро подмигивает мне глазом и сжимает в руке клин своей рыжей бородки. Ковинька ласково хранится в швайцара, и за флаг битв и побед правит Линником на этот раз ресторанная салфетка.
Мы сидим с ним вдвоем за столиком в «Доминика», и он посвящает меня в тайны ритуально-торжественных названий, вычитывает с карты блюд.
Покончив заказывать, он обращается вновь к любимому его темы: искусство и теоретическое его обоснования. Сегодня он произносит различные филиппики против ляндшафтного живописи. Против того, чтобы изображать предметов. Внешний образ мира.
- Они, - Линник взмахнул в воздухе салфеткой, как флагом, - они представляют себе, что они творят искусство, когда рисуют природу, природный мир в его речевого, природной данности. Но это, говорю я вам, никакая искусство.
Он осторожно налил из графины мне и себе по рюмке водки! .. Боже, что он делал тогда со мной, невинным неопытным юнцем, который у себя в семье не употреблял и капли спиртовых напитков. В те годы я еще совсем не разбирался ни в сложной гастрономически-кулинарной науке, ни в напитках. Линник был моим Вергилием, я его робким и неловко Данте.
Линник предпочитал крепкие напитки и под его опытным руководством я научился отличать вкус, качество водки с белой и красной головкой, шустивськои горькой, абсента, шнапса, виски. Руководимый им, я прошел по всем девяти копнах водочного ада и, одновременно с тем, по всем девяти кругах теоретического раю, чтобы, в разговорах с Линником, познать высшую истину Искусства, любимую Беатриче. Искусство, по искусству воссозданной природы объективно данного мира, должно стать завязкой образов в системе новой организованной и упорядоченной, не данной, как прежде, но новой, созданной реальности ...
Художественная творчество Степана Ленника и Юрия Нарбута в истории украинского искусства представляют этап, когда украинское живопись переходит от народничества на позиции антинародництва! Но на этом сходство между старшим, Линником, и младшим, Нарбутом, прерывается во всем остальном они были полярно противоположны.
Стиль, тематику, форму для Ю. Нарбута определил ХVII век, Хмельнитчина, эпоха расцвета украинского барокко. Творческое внимание С. Ленника притягивала совсем другая эпоха, IХ-Х век, империя Святослава и Владимира, большой водный путь «из варяг в греки», от Скандинавии в Византию. Одного привлекала государство, второго начальные этапы государства, не устоявшаяся государство, а ее неустойчивость, государство на этапе ее становления.
Нарбут был стилизатор. Экономические барокко ХVII века определили для него замкнутую постоянство завершенного стиля. Он видминював, перерозташовував, сполучував отдельные элементы этого стиля, утверждая его окончательность. Что касается С. Ленника, то Линник исходил не из стилистической данности, а с стилистической заданности, не из того, что есть, а из того, чего нет, что будет, что должно быть. Он не комбинировал элементов барокко или какого другого стиля, который уже существовал. Его интересовало в искусстве не то, что уже оформилось, а то, что оформлялось, не то, что существовало, а то, что не существовало, общество, страна, народ, стиль не тогда, когда они сложились, а время, когда они только складывались Государство, которая рождается, народ на этапе его творения, стиль, только начинает появляться.
Неоформленное, начала, хаос! .. Хаос быта, лица, искусства, - таков был Линник. Такой же была и его художественная творчество. Он не искал для себя предшественников, на которых бы он мог опереться, как Ю. Нарбут; он искал посредников, которых бы он мог уничтожить Искусство мира, взорванного в воздух взрывом неожиданной катастрофы - вот сорт искусства, его признавал и утверждал Степан Линник.
Мыслить эпохами и их противоречиями, исходить из их противопоставления стало для всех нас, людей середины 20 века, переживших катастрофы двух мировых войн, стандартом мышления. Мы привыкли мыслить, разграничивая миры и противопоставляя эпохи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62