Но если мы внимательно вслу-
шаемся в то, что нам дано, например, в пятой или девятой
симфонии Бетховена (а может быть, уже в отдельных их темах),
то мы узнаем большее: мы узнаем то, что мы вправе назвать
душой самого Бетховена, с непререкаемой очевидностью мы вос-
примем ту глубочайшую основу душевной жизни Бетховена, из
которой истекла вся его жизнь, с ее трагическим одиночеством,
с ее бурными страстями, гордыми подъемами и исключительными
упоениями. Еще один пример, быть может, для большинства
более убедительный. С тех пор как каждый из нас помнит себя,
он имеет сознание по крайней мере некоторых из своих душевных
переживаний. Но показаниями многих выдающихся людей удо-
стоверено, что лишь гораздо позднее, в юношеском или даже
зрелом возрасте, появляется у человека, как что-то совершенно
новое, сознание своей личности, своего <я> как особой реальности.
Это сознание имеет по большей части характер внезапного откро-
вения, неожиданного опытного раскрытия особого, ранее не за-
мечавшего мира внутренней жизни как целостного единства
Во всех этих случаях мы имеем опытное знание <души> как

.

чего-то отличного от единичных душевных явлений. Конечно
в отдельных случаях суждения такого рода могут оказаться или
не вполне адекватными своему предмету, или даже просто лож-
ными. Но ведь от ошибок не застраховано никакое вообще
опытное суждение человека: ошибаться, даже в простом кон-
статировании фактов, может и самый точный и добросовестный
естествоиспытатель, но никому не придет в голову вывести отсю-
да, что опытное естествознание невозможно. Для нас было здесь
существенно лишь отметить показания непосредственного опыта,
которые говорят нам, что мы можем иметь опыт не только об
отдельных душевных явлениях, но и о самой душе. Кто никогда
не пережил указываемых нами или аналогичных им случаев
опытного познания души, тот, конечно, будет сомневаться в их
возможности; но, думается, все люди их переживали, и лишь
предвзятые теории заставляют их или отрицать, или же искус-
ственно перетолковывать такие непосредственные свидетельства
опыта.

в чем состоят эти предвзятые теории? Мнение о невозмож-
ности опытного познания души заключает в себе обычно, на-
сколько мы видим, два утверждения. С одной стороны, предпо-
лагается, что в опыте нам непосредственно дано лишь множество
отдельных явлений, но никогда не дано, а всегда лишь примыш-
ляется нами объединяющее их целое. Поэтому нам доступны
лишь душевные явления, но недоступна душа как единство,
объемлющее это множество. С другой стороны, под душой пред-
полагается начало, которое лежит где-то в глубине и опытно
проявляется лишь в отдельных своих <явлениях>, а не в своей
<сущности>. Как мореплавателю доступна лишь поверхность оке-
ана, движение его волн, а не таинственная глубина морского
дна, так и нам доступен лишь поверхностный слой нашей <ду-
шевной жизни>, а не скрытый от наших взоров в недостижимой
глубине ее центр и носитель - <наша душа>.

Первое допущение есть мысль, которая была правильно обоз-
начена, как психическая атомистика. К счастью, в настоящее
время вряд ли найдется образованный психолог, который разделял
бы ее. Предположение, что душевная жизнь складывается из
обособленных, независимых друг от друга элементов, - вроде
того, как дом строится из отдельных кирпичей, - опровергается
любым внимательным и непредвзятым восприятием душевной
жизни, в котором последняя всегда обнаруживается как слитное
целое. В сущности, все, что мы воспринимаем в себе, носит
характер некоторого общего <самочувствия>, целостного душев-
ного состояния; и всякое многообразие, подмечаемое нами в этом
целом, дано именно только на почве целого и столь глубоко
укоренено в нем, что без него совершенно непредставимо. Но,
может быть, возразят: пусть в каждый момент конкретно вос-

принимаемое явление есть не обособимый отдельный элемент
душевной жизни, а сама <душевная жизнь>, как целое, все же
она не тождественна целостности <души> ибо под душой мы
разумеем единство, объемлющее все множество сменяющихся
душевных состояний, весь временной поток душевной жизни
человека от его рождения до смерти. Это возражение кажется
на первый взгляд весьма убедительным; в действительности же
оно тоже исходит из предвзятого взгляда на характер единства,
присущий душевной жизни. Это единство - не такого рода как
механическое целое, слагающееся из суммы своих частей и
потому, очевидно, не могущее присутствовать в каждой отдель-
ной своей части. Напротив, это есть некоторое первичное единст-
во, данное сразу в своей целостности и потому не требующее
для своего обнаружения обзора всей совокупности своих времен-
ных проявлений. В каждый данный миг и во всяком единичном
душевном явлении присутствует (правда, с большей или меньшей
актуальностью и явственностью) душевная жизнь как единство
целого; ведь для того, чтобы, например; определить <характер>
какого-нибудь человека, т. е. своеобразие его душевного строя
как целого нет надобности знать жизнь этого человека от ко-
лыбели до могилы. Это типичное свойство душевной жизни,
в силу которого она как целое присутствует в каждое свое мгно-
вение, заключено уже в ее сверхвременности. Единство душев-
ной жизни дано нам не только, как единство одновременных ее
состояний, но и как единство процесса, т. е. совокупности сме-
няющих состояний. Наше душевное переживание есть по самому
существу своему единство процесса, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101