Душевная жизнь или ее субъект есть - как было
указано - точка, в которой относительная реальность эмпиричес-
кого содержания нашей жизни укреплена и укоренена в самом аб-
солютном бытие, другими словами - точка, в которой само бытие
становится бытием внутренним, бытием в себе и для себя, самоп-
роникнутым бытием. В качестве таковой, она разделяет без-
граничность самого бытия. Признать это не :ьачит обожествить
человека, хотя это и значит действительно до некоторой степени
уяснить себе его богоподобие. Не говоря здесь об упомянутой внеш-
ней роли душевной жизни в предметном мире, которая свидетель-
ствует об ограниченности человеческого существа с известной его
стороны -о чем у нас еще будет идти речь ниже- отметим здесь
лишь принципиальное различие между потенциальной и актуаль-
ной, а тем более абсолютной бесконечностью . Душевная жизнь
есть именно потенциальная бесконечность, неограниченное
(тДейпЦит), в отличие от бесконечного (шйпЦит). Лучше всего
это понимал Лейбниц: душевная жизнь или, как он говорил, внут-
ренний мир монады охватывает всю вселенную и даже Бога, но
выражает или <представляет> эту бесконечность лишь смутно.

IV

Наконец, еще с другой стороны намеченная нами бесформен-
ность выразима как невременность душевной жизни; мы уже го-
ворили об этом, и должны здесь лишь несколько точнее, и притом
с положительной стороны, наметить своеобразие этой черты. Подоб-
но тому как душевная жизнь стоит как бы в промежутке между
единством и множественностью, между бесконечностью, и огра-
ниченностью, так же она есть нечто среднее между чистой сверхвре-
менностью и совершенной погруженностью во временный миг.
Сверхвременно наше знание: высказывая любую истину, хотя бы
истину о том, что совершается в данный миг, мы улавливаем неко-
торое.обсе содержание, которое поэтому всегда возвышается над
временным мигом, отрешено от прикрепленности к данному момен-
ту. Не только такие истины, которые говорят о вечном (вроде истин
математики), но и истины вроде той, что такого-то чиста, в таком-то
часу в данной местности шел дождь, имеет вечную силу; они не
становятся ложными в следующее мгновение, а идеально закрепля-
ют на веки текущее событие. Следовательно, в лице знания мы воз-
вышаемся над временем и живем в вечности. Другой пример сверх-
временности мы имеем, например, в той стороне сознания, которую

<Предмет знания>

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ЧАСТЬ 1. СТИХИЯ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ

мы называем памятью (и существо, и условия возможности которой
будут исследованы нами ниже). В лице ее мы обладаем способностью
в настоящем обладать прошлым; прошлое не ускользает от нас, не
теряется нами; живя в настоящем, мы, так сказать, не погружены
в него с головой, а возвышаемся над ним и, как бы стоя на некоторой
высоте, озираемто, чтововремениудаленоотнас. Напротив, всецело
погруженным в текущий миг времени мы мыслим мертвое, чисто
телесное бытие; для него прошлого и будущего вообще нет - то и
другое есть лишь для сознания, - а есть только миг настоящего,
ежемгновенно сменяющийся новым мигом. И каждое событие в те-
лесном мире мы в принципе можем всецело приурочить к определен-
ному моменту времени. В промежутке между тем и другим стоит
наша душевная жизнь. В отличие от познания (и высших форм
сознания), она такжг погружена в настоящее; когда мы переживаем
а не мыслим; мы живем именно настоящим; но это настоящее есть не
математический миг, а некая бесформенная длительность, в кото-
рой математический миг настоящего слит с прошедшим и будущих:
без того, чтооы мы могли различать эти три момента. Эта чистая
бесформенная длительность есть не существо времени, как то думае
Бергсон, а лишь потекция сознания времени равносильная невре
менности в смысле кеподчиненности времени. По почину Джемса
в особенности Бергсона принято говооить о <потоке сознания>, отме-
чать, как хапактерный признак душевной жизни, ее изменчивость к
текучесть. Поскольку этим подчеркивается живой, динамический
характер дуевнок жизни, чуждость ей всего фиксированного и
неподвижного, это определение вполне верно. Но этот динамизм
отнюдь не тождествен изменчивости в буквальном смысле, т. е.
смене одного другим (что признает и Бергсон;, а потому не тождест-
вен и временному течению (вопреки мнению Бергсона). Душевная
жизнь и в этом отношении есть нечто соеднее между двумя логически
фиксированными понятиями - неизменностью и изменчивостью
или. точнее, не подходит ни под одно из них. В ней все движется и
переливается и вместе с тем ничто не сменяется и не проходит в аб-
солютном смысле. Взятая сама в себе. вне отношения к своему про-
явлению в временном предметном бытии, она походит скорее на
вечно волнуемый и все же неподвижный океан, чем на безвозвратно
протекающую реку. Не достигая ни строгого логического единства,
ни определенной множественности, содержание душевной жизни не
может быть ни неизменным, ни изменчивым, а может пребывать
лишь в состоянии бесформенной невременной слитности. Эта потен-
циальная невременность душевной жизни стоит в таком же отно-
шении к вечности, в смысле актуального единства времени, в каком
неограниченность душевной жизни вообще стоит к актуальной бес-
конечности. И здесь не нужно поддаваться соблазну упомянутого

внешнего облика душевной жизни человека в составе предметного
мира. Будучи в своем отношении к внешнему миру частью этого
мира, она необходима локализована во времени, так же как по
крайней мере отчасти - поскольку она связана с телесным ор-
ганизмом - она некоторым образом локализована в пространстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101