Но что же такое есть этот носитель или субъект сознания?

Позднее мы ознакомимся с более глубокими формами и зна-
чениями его для нас, мысль о которых соучаствует или может
соучаствовать в этом стремлении к сохранению <я>. Но в общей
форме то <я>, которое предстоит всем людям без различия
глубины и ценности их самосознания и мысль об уничтожении
которого повергает нас в головокружительный ужас, - это <я>
не отличается никакими особыми достоинствами и не имеет
никакого конкретного содержания. Этот бесформенный и бессо-
держательный <носитель> сознания есть для нас лишь живая,
реальная точка бытия, которая от всего на свете отличается тем,
что это есть точка, в которой бытие есть непосредственно
для себя и именно в силу того действительно есть безусловно.
Все остальное есть или содержание сознания, или его форма,
и в том и другом случае есть лишь относительно, для другого
или у другого. То, что мы зовем самим нашим <я>, есть, напротив,
живое внутреннее бытие, как последняя опорная точка для всего,
в нем или для него сущего.

Мы видим: эта последняя опорная точка не есть ни само соз-
нание - ибо она есть лишь данный конкретный его носитель, -
и вместе с тем не есть ни мертвое, материальное или вообще
объективное бытие - бытие для другого, - ни абсолютное ничто.
Она есть то, что делает идеальный свет сознания живой, конкрет-
ной реальностью. Реальность же сознания есть его бытие как
переживания, как внутреннего бытия-для-себя, все равно, сознано
ли само это переживание или нет. Когда мы в обыденной речи
говорим о нашей <душе>, мы имеем в виду именно эту реальность
- это внутреннее бытие субъекта, хотя обычно и неразрывно
слитое с тем специфическим началом идеального света, которое
мы зовем сознанием, но не тождественное с ним. Отождествление
души или душевной жизни с сознанием или основано на смутном,
нерасчлененном понятии сознания, когда в нем идеальный момент
сознательности, как таковой, не отделен от момента конкретного
реального носителя этого чистого безличного света, или же необ-
ходимо ведет, додуманное до конца, к самому примитивному пан-
теизму, для которого существует лишь одно всеобъемлющее
безличное сознание - на пути к чему и стоит современная гносе-
ология, поскольку субъект сознания тожествен для нее самой форме
<сознания вообще>. Напротив, непосредственное усмотрение ду-
шевной жизни как конкретной реальности ведет к признанию, что
душевная жизнь, как таковая, не тождественна сознанию. Расс-
мотренные явления <подсознательной> душевной жизни важны для
нас прежде всего как показатели внесознательности душевной
жизни. И центр спора между сторонниками и противниками <бес-
сознательного> или <подсознательного> лежит не в вопросе, воз-
можна ли душевная жизнь при полном отсутствии сознания - этот
вопрос мы выше решили уяснением неправильности самой его пос-

ЧУШЕВНОЙ ЖИЗНИ

ДУША ЧЕЛОВЕКА

тановки, признанием самой относительности различия между
абсолютными и относительными, качественными и количест-
венными различиями в душевной жизни - а лишь в вопросе, тож-
дественна ли душевная жизнь сознанию и исчерпывается ли она
им одним, или же, будучи носителем сознания, она, как таковая,
отлична от него. Ответ на этот вопрос теперь для нас не может
быть сомнительным: существо душевной жизни лежит
в переживании, как таковом, в непосредственном внутреннем
бытии, а не в сопутствующем ему сознании. Что осталось еще
неясным здесь, уяснится нам в дальнейшей связи.

VII

В заключение отметим чисто практическое, конкретное зна-
чение намеченного понимания душевной жизни. Как бы кто ни
относился к самому понятию подсознательного, к общему учению о
внесознательности душевной жизни и отвлеченному его обосно-
ванию, одно совершенно бесспорно: между степенью сознатель-
ности душевного переживания и его силой или интенсивностью
как действенной реальности, нет никакой прямой пропорциональ-
ности. Наиболее сознательные или сознанные наши душевные сос-
тояния отнюдь не суть наиболее сильные или влиятельные в нашей
жизни; и степень общей сознательности личности тоже отнюдь не
пропорциональна интенсивности и действенности ее душевной
жизни. Правда, в известном смысле преобладание подсознательных
или полусознательных состояний есть показатель <психической
слабости>, о которой справедливо говорят, например, в применении
к истерическим, легко внушаемым, склонным к сомнамбулизму и
т. п. субъектам. Но то, что здесь разумеется под <психической сла-
бостью>, естьсобственнослабостьдуховная, слабостьлмчностм как
управляющего и сдерживающего волевого центра и тем самым сла-
бость формирующих, целестремительных сил душевной жизни.
Напротив, интенсивность самой душевной жизни, как таковой,
обычно пропорциональна ее разнузданности: достаточно указать на
бурность ее проявлений, на склонность таких субъектов к страстным
аффектам, на явления исступленности, одержимости и т. п. Легко-
сть, с которою воля опытного психиатра управляет душевной
жизнью таких субъектов, обусловлена не слабостью самих их
переживаний, а лишь их слепою подвижностью, т. е. силой, которую
может приобретать в их составе каждое отдельное содержание, в том
числе и внушенное врачом. Как бы то ни было, но по меньшей мере
сравнение разных переживаний в составе каждой, отдельной
личности никогда не подтверждает соответствия между сознатель-
ностью и силой переживания. Скорее наоборот; есть много данных,
говорящих в пользу наличности здесь - при прочих равных ус-
ловиях - пропорциональности обратной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101