е. это значит переживать и
все остальное на свете. Эту своеобразную сторону переживания,
в силу которой можно вообще переживать что-либо т. е. в силу
которой переживание может иметь объект (а не только быть
переживанием самого себя), надо просто констатировать как
первичный факт, а не игнорировать или отрицать за ее несоот-
ветствие нашим теориям и понятиям. В силу этой своей <объектной>
или познавательной стороны переживание есть, по существу, нечто
большее, чем субъективное душевное> состояние: оно есть именно
духовноесостояние как единство жизни и знания. <Пережить>, <про-
чувствовать> что-либо значит знать объект изнутри, в силу своей
объединенности с ним в общей жизни, это значит внутренне пребы-
вать в том надындивидуальном единстве бытия, которое объединя-
ет <меня> с <объектом>, изживать само объективное бытие.

Понятие этого живого знания как знания-жизни, как транссубъ-
ективного исконно-познавательного надындивидуального пе-
реживания столь же важно в гносеологии , как и в психологии. При
свете этого понятия мнение об исключительной субъективности и
замкнутости душевной жизни обнаруживается как слепой предрас-
судок. Внутренний, как бы подземный мир наших переживаний не
есть подземная тюрьма, в которой мы отрезаны от внешнего мира.
Именно потому, что этот подземный мир есть не какой-то
ограниченный, замкнутый снизу колодезь, а имеет бесконечную
глубину, в нем как бы открываются ходы, соединяющие его изнутри
с другими подземными кельями, и эти коридоры сходятся на неко-

Н !,шц оо<р?а - говорит Плотин.

0 гносеологическом его значении см.: <Предмет знания>, гл. .XII.

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ

торой глубине в обширном, свободном пространстве, из которого
весь светлый божий мир виден лучше и глубже, чем с поверхности
или из маленького отверстия, соединяющего с ним нашу единичную
подземную келью. Нет надобности ссылаться на переживания
мистического или религиозного порядка в узком смысле слова, что-
бы усмотреть эту незамкнутость, транссубъективность, над-
ындивидуальность душевной жизни. Самые обыденные явления че-
ловеческой жизни, и то, что эти явления могли оставаться необъяс-
ненными и представлять собой неразрешимую загадку, есть
1е51ш1општ раиреПах традиционных философских предпосылок
эмпирическойпсихологии. Таков ужефакт общения между людьми,
на котором построена вся социальная и нравственная жизнь чело-
века и с которой связана вся его духовная жизнь. Факт общения,
знания чужой душевной жизни, непосредственной практически-
жизненной связи между людьми этот загадочный для современной
психологии и гносеологии факт - есть простое выражение транс-
субъективности переживания, наличности в душевной жизни тако-
го пласта, в котором она есть не <моя личная> жизнь, а жизнь
сверхиндивидуальная, через которую моя жизнь соприкасается с
<твоей> или чужой вообще. В силу этого же моя жизнь есть часть
жизни моей страны, нации, государства, человечества, может осу-
ществлять в себе объективные, надындивидуальные содержания
права и нравственности; и в силу этого же мне изнутри доступны
надындивидуальные содержания искусства и религиозной жизни. В
силу этого, наконец, всякое вообще познавательное соприкосно-
вение с объективным бытием в известной мере есть или по крайней
мере может быть и душевным соприкосновением с ним - его внут-
ренним переживанием, т. е. тем, что мы называем духовной жизнью.

Оставляя пока без более подробного рассмотрения соотношение
между обособляюще-единичной и надындивидуально-общей сторо-
ной душевной жизни (мы обратимся к нему тотчас же ниже), уясним
здесь несколько точнее природу этой <периферической>, предмет-
но-духовной жизни и ее связь с изложенной выше внутренней сто-
роной духовной жизни как самосознания. Душевная жизнь и ее
формирующее единство суть, как мы теперь видим, силы, способные
не только ограничивать и субъективно преломлять или искажать
объективное знание, но и положительно содействовать ему и обога-
щать его. То, что мы назвали <предметным мирком> человека, есть
не только ограниченный и субъективно-окрашенный отрезок содер-
жания холодно-интеллектуального предметного знания; в нем
обнаруживается также творческая, в высшем, объективном смысле
формирующая сила нашей души. Что наши страсти и влечения,
симпатии и антипатии <ослепляют> нас, ограничивают наше

знание, делают нас пристрастными - это, конечно, верно, но это
есть только половина истины, которую принимает за полную истину
лишь филистерская ограниченность <трезвого рассудка""; то, что
есть живого в человеке, знает, что страсть, порывы, любовь не толь-
ко ослепляют, но и озаряют нас, раскрывают нам недоступные
<рассудку> (чистому, отрешенному от душевной жизни предметно-
му сознанию) глубины бытия, - что есть такое <безумие> в нас,
которое, как говорил его величайший провозвестник Платон, цен-
нее всякого ума и имеет пророчески-озаряющее значение. И здесь
опять-таки нет надобности ссылаться лишь на высшее по своему
предмету религиозное знание, хотя оно и есть самый яркий пример
познавательной ценности переживания. Но и влюбленный, как бы
часто он ни был <ослеплен>, еще чаще с ему одному присущей
чуткостью знает душевную жизнь любимого существа лучше, глуб-
же и полнее, чем равнодушные. И если нас часто смешит родитель-
ская любовь, превозносящая как гения маленькое существо, в кото-
ром мы можем усмотреть лишь нечто весьма ординарное, то лож-
ность таких оценок лежит лишь в связанных с ними сравнениях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101